Бонди С.М. - Народный стих у Пушкина. Часть 9.

9

В‹«Сказке о попе и о работнике его Балде» Пушкин блестяще использует еще один вид подлинно народного стиха. Это так называемый раешный стих, чисто речевой, которым сочинялись главным образом комические или сатирические тексты, а также писались надписи к лубочным картинкам.

Главная особенность его в том, что там отсутствует вовсе ритмическое строение отдельных стихов (строк), распределение ударенных и безударных слогов чисто прозаическое³⁹. Все же это стихи, и элементы ритмичности в них явно присутствуют, но элементы эти несколько иные.

Ритмичность, ритм состоит, как известно, в непосредственно ощущаемой нами, нашим чувством закономерности, равномерности протекающего во времени явления (процесса). Эта ритмичность может создаваться определенной постоянной (или заметно меняющейся) равномерностью количества слогов в каждом стихе или равномерным распределением мест ударенных слогов в стихе и т. п.

Ничего подобного нет в раешном стихе «Сказки о попе...». Каждая строка (стих) лишена всякой ритмичности. Речь течет в этом отношении совершенно «прозаически». Но тем не менее какие-то другие свойства этой речи (не распределение ударений) резко отличают ее от прозы.

Нужно внимательно присмотреться к строению сказки, чтобы определить, какие свойства создают этот тяжеловатый, грубоватый, довольно примитивный, но все же явно ощутимый ритм.

Речь «Сказки о попе...» отличается от прозы целым рядом существенных моментов.

1. Речь, будучи единым целым, разбита на резко ограниченные синтаксически и интонационно отрезки (стихи), хотя и не равные, но приблизительно сходные по размерам.

2. Это расчленение на отрезки не простое, а двухстепенное. Речь разбита на крупные отрезки; каждый из них делится на два мелких, связанные между собой рифмой:

Жил-был поп,
Толоконный лоб.

Пошел поп по базару
Посмотреть кой-какого товару.

Навстречу ему Балда
Идет, сам не зная куда...
                                              и т. д.

Это сложное членение речи, относительно сложная закономерность ее строения, непосредственно ощущаемая при восприятии текста сказки, достаточно резко отделяет его от неупорядоченной прозы. Но и этого малоЛ

3. Два соседних отрезка (стиха) соединены между собой (помимо смыслового единства) не только рифмой, но определенной синтаксической связью: чаще всего это или отчетливо выраженный, или же скрытый параллелизм:

Поживи-ка на моем подворье,
Окажи свое усердие и проворье».
Живет Балда в поповом доме,
Спит себе на соломе,
Ест за четверых,
Работает за семерых...

Печь затопит, все заготовит, закупит,
Яичко испечет да сам и облупит.
Попадья Балдой не нахвалится,
Поповна о Балде лишь и печалится...

Только поп один Балду не любит,
Никогда его не приголубит...

Поп ни ест, ни пьет, ночи не спит:
Лоб у пего заране трещит...

Ум у бабы догадлив,
На всякие хитрости повадлив...
                                                       и т. д.

Около половины стихов связаны такими параллелизмами (79 из 189).

4. С этим строением связан особый характер рифмы: во всех приведенных примерах и во множестве других случаев рифма не только созвучие, но и повторение одинаковой грамматической формы, морфологическая параллель¬ Таким образом, в большинстве случаев рифмуются одинаковые флексии: поднялся — взыскался; работник — плотник; такого — дорогого; славно — исправно; ладно — накладно... и т. д., и т. д. (ср. также все выше приведенные примеры). Это повторение, если даже не всей грамматической конструкции (как в случаях, упомянутых в пункте 3), а только грамматически одинакового окончания каждого стиха, составляет еще один, и притом довольно сильный, фактор упорядоченности, периодичности, ритмичности.

5. Рифма в этом стихе, помимо упомянутых ее функций, играет еще особую роль. Рифмующееся слово является центральным словом во всей фразе. На нем лежит сильное, необычное ударение. Вся фраза, весь стиё как бы повернут лицом к рифме. Иной раз это выделенное положение рифмующегося слова создается инверсией:

Слушай: платить обязались черти
Мне оброк по самой моей смерти;
.................
— «Балдушка, погоди ты морщить море,
Оброк сполна ты получишь вскоре.
.................
Только слушай. Видишь ты палку эту?
Выбери себе любимую мету...
                                                               и т. д.

Но и без инверсии тяготение стиха к рифме и сильное ударение на ней чувствуется ясно. Это не обычная прозаическая речь, а особо организованная, с постоянным, однообразным распределением элементов силыЌ веса.

6. Особенно ощущается эта особая организация стиха, особое напряжение, когда от одного стиха переходим к паре рифмующихся стихов. В этом размере, с его резко выделенным рифмующимся словом, необыкновенн– силен момент ожидания рифмы, и это ожидание и затем появление рифмующегося слова создает постоянную ритмическую смену напряжений и разрешений. Маяковский говорил о свой рифме и ее значении в организации стиха: «Рифма — вексель, — учесть через строчку». В стихе «Сказки о попе...» совершенно так же, как у Маяковского, первое рифмующееся слово является «векселем», заданием, на которое обращено внимание читателя, ожидающего, как оно будет выполнено, каким образом этот вексель будет оплачен. Только если в стихе Маяковского, сложном и изысканном, «по векселю уплачивается» через строчку, в стихе «Сказки о попе...», так нарочито примитивном, подобно его народному прототипу, эта «плата» наступает сейчас же, в соседней строчке.

Нужно иметь в виду, что такое напряжение, создаваемое рифмой, такое ожидание рифмы вовсе не является свойством всякой рифмованной поэзии. Наоборот, в обычных стихах рифма гораздо слабее ощущается, гораздо менее ударенна; она является как бы добавочным, а вовсе не главным фактором в строе стиха. Чтобы убедиться в этом, стоит вспомнить любое стихотворение обычного классического стиха.

В стихе «Сказки о попе...» мы видим стремление к каламбурной, неожиданной, эффектной рифме. Так, наряду с парами стихов, связанными параллелизмом и простой флективной рифмой, возникают столь же характерные для этого размера пары, соединенные неожиданной и острой рифмой:

Жил-был поп,
Толоконный лоб...

В год за три щелка тебе по лбу.
Есть же мне давай вареную полбу»⁴⁰.

Как наешься ты своей полбы,
Собери-ка с чертей оброк мне полный».

Раз, два, три! догоняй-ка».
Пустились бесенок и зайка.
                                                              и т. д.

Таково сложное и специфическое строение стиха «Сказки о попе...».

Происхождение этого стиха у Пушкина никогда не вызывало сомнений. Все его определения совершенно правильны: это стих надписей к лубочным картинкам, стих прибауток раешника. Вообще же — это русский народныЧ стих речевого типа. В отличие от обычного народного стиха, стиха былин, песен, он не связан и никогда не был связан с пением, с напевом. Он возникает в самой речи, устной или письменной. Очевидно, по этой причине в его строении не играют никакой роли временные элементы ритма: ни то или иное распределение ударений, ни изохронность, ни равномерность движения речи, ни, наоборот, ускорение и замедление, ни паузы. В нем ритм строится, как мы видели, на чисто речевых — риторических, грамматических, смысловых элементах: параллелизм синтаксического строения, одинаковые суффиксы или флексии и — как следствие отсюда — рифма (флективная). Это стих поговорок и ритмизированных пословиц, стих, возникающий в сказке, когда она ритмизируется:

Жил-был дед да баба,
У них была курочка ряба;

Курочка снесла яичко,
Не простое,
А золотое.
Дед бил, бил —
Не разбил.
Баба била, била —
Не разбила...
                              и т. д.

Эта флективная рифма в раешном стихе, в стихе надписей к лубочным картинкам⁴¹, в стихах театра Петрушки, в комических сценках народного (и старинного XVII — XVIII вв.) театра становится постоянной, делается самоцелью и ищет каламбуров и иных эффектов, по большей части грубоватых.

Стих здесь чисто речевого типа, в отличие от классического стиха и дольника, не размеряющий длительностей отдельных элементов, не знающий счета ударений, существовал и существует в русском стихосложении рядом с обычными размерами. Он же лежит в основе русского силлабического стиха.

В «Сказке о попе...» Пушкин удачно выбрал этот шутливый народный стих для антипоповской сатирической сказочки, прекрасно воспроизвел его, придав художественную форму, не всегда свойственную ему в народной устной, а особенно лубочной традиции.

«Пушкин воспользовался лубочным стихом для своей сказки, — пишет Л. Поливанов, — сохранив его свойства, но сумев найти и в этом стихе своеобразную красоту: для чего он освободил слог сказки от всего излишнего (деепричастий, славянизмов) и всего того, что напоминает родство этого стиха с польскими виршами. Получился тот чисто народный русский лубочный стих, который не выдерживался вполне в произведениях лубочной печати, но элементы которого Пушкин имел перед глазами в тех лубочных виршах, которые уже претворили польско-русский пошиб в великорусский»⁴².

С чисто стиховой точки зрения следует прибавить, что Пушкин сумел сделать эти примитивные, связанные с рифмой параллелизмы в высшей степени уместными, не назойливыми и, главное, вместо прерывистого, нЃ каждой паре останавливающегося хода раешных и лубочных стихов сумел этим же стихом повести плавный, непрерывный рассказ.

Тот же размер — в его наиболее примитивной форме — употреблен Пушкиным в шуточном «поминании», написанном им совместно с Вяземским, — «Надо помянуть, непременно помянуть надо...». В этом стихотворении вперебивку с прозаическими воззваниями («Уж как ты хочешь, надо помянуть» и т. п.) следуют стихи раешного типа, заключающие десятки фамилий, подобранных под рифму. Полный «синтаксический параллелизм» (все слова стоят в винительном падеже) сочетается с неожиданностью, эффектностью рифмы, которая сводит рядом самые отдаленные имена, например:

    Парикмахера Эме,
Ресторатора Дюме,

Ланского, что губернатором в Костроме,
Доктора Шулера, умершего в чуме,

    И полковника Бартоломе...
                                                   и т. д.

Таким образом, подытоживая сказанное в этой статье, мы должны констатировать, что при сравнительно небольшом количестве случаев обращения Пушкина к народным размерам мы находим у него в этой области величайшее разнообразие. Пушкин успешно применяет традиционные в XVIII и начале XIX веков формы народного стиха, приближающиеся в своей ритмике к русской классической системе стихосложения. Он сам изобретает на основе изучения народных песен особый размер, сочетающий свободу и ритмическую шероховатость песенной формы с тонким и художественно выразительным применением этой свободной формы («Песни западных славян», «Сказка о рыбаке и рыбке» и др.). Он придает тяжеловесному и примитивно-грубому раешному стиху гибкую и стройную форму, тонко вскрывая все заложенные в нем выразительные возможности («Сказка о попе и о работнике его Балде»). Наконец, он создает ряд превосходных подражаний ритмике текста народных песен самого разнообразного вида — и былинного строя, и типа причитаний, и короткие стихи шутливого характера, и т. п.

Пушкинские опыты народного стиха навсегда останутся образцом глубокого проникновения в сущность, в дух народного творчества, образцом блестящего сочетания традиционной народной формы с высокой культурой стиха, с тонким и изысканным мастерством.

1945