Скачать текст произведения

Бонди С.М. - Пушкин и русский гекзаметр. Часть 8.

8

Величайшее мастерство, глубину, содержательность чисто пушкинскую мы находим не в метрическом строении гекзаметрических стихов, не в распределении ударений и пауз, а в строении словесной и смысловой массыЏ в необыкновенно гармоническом и выразительном течении стиха, его содержания, его образов, его синтаксического ритма, в том, как ритм углубляет и дополняет смысловое и эмоциональное содержание этих стихотворений.

Все эти стихи Пушкина носят какой-то особый характер, заметно отличающий их от других его стихов. Они с первого же взгляда производят впечатление какой-то исключительной отделанности, законченности. ЭтЦ не лирические излияния, выражения чувств, а стихи спокойные, замкнутые в себе. Иной раз это спокойствие сказывается в их теме — миф о рождении рифмы, картина античного пира, описание статуи, афоризм практической мудрости. Но и тогда, когда содержанием стихотворения является как будто и прямое выражение чувств («Труд», «Художнику»), все же оно производит впечатление не столько заражающего читателя излияния. как это обычно у Пушкина, сколько какого-то чисто «пластического» произведения искусства.

Вызывается такое впечатление рядом особенностей композиции и ритма гекзаметрических стихов Пушкина, рядом особых приемов, тонко применяемых поэтом.

Одним из основных приемов композиции гекзаметрических стихотворений Пушкина является антитеза, контрастное построение. Так нередко построены у Пушкина полустишия пентаметра:

Тут Аполлон — идеал — там Ниобея — печаль...
И улыбалась ему — тихие слезы лия...
Шумный зачинщик обид — милый заступник любви...
Вот загадка моя — хитрый Эдип, разреши...
Мальчик отцу помогал. — Отрок, оставь рыбака!..

— или менее отчетливо:

В веке железном, скажи, — кто золотой угадал?

Так же строятся и полустишия гекзаметра:

Или, свой подвиг свершив, — я стою, как поденщик ненужный...

(в первом полустишии — совершенный подвиг, во втором — ненужный поденщик).

Здесь зачинатель Барклай, — а здесь совершитель Кутузов...
Кто на снегах возрастил — Феокритовы нежные розы?..

Неполная антитеза:

Крив был Гнедич поэт — преложитель слепого Гомера.

В двух случаях Пушкин строит антитезу из трех частей:

Кто славянин молодой, грек духом, а родом германец?
...Злое дитя, старик молодой, властелин добронравный...

Иногда противопоставлен один стих другому или по выражаемому чувству, или по эмоциональному характеру стиха:

Миг вожделенный настал: окончен мой труд многолетний.
Что ж непонятная грусть тайно тревожит меня?

Здесь все контрастирует: и светлый радостный тон первого стиха — с грустным тоном второго, и ясность, предвиденность, законченность — с непонятностью, тайной, и, наконец, утвердительная интонация — с тревожныљ вопросом.

Иногда Пушкин вмещает антитезу в небольшой отрезок стиха:

Грустен и весел вхожу, ваятель, в твою мастерскую.

Или, наоборот, все стихотворение строится на одной большой антитезе или на ряде антитез. Так построены стихотворенияЊ«Отрок», «Юноша! скромно пируй...», «Вино», «Художнику». При этом крупные антитезы сопровождаются мелкими, как бы орнаментирующими стихотворение. В стихотворении «Художнику» в начале как основная тема дана выше приведенная антитеза — «Грустен и весел...», которая развивается во всем содержании стихотворения:

Весело мне. Но меж тем в толпе молчаливых кумиров —
       Грустен гуляю...

Двустишие «Вино» представляет собою целый узор великолепных антитез: в первом стихе — три взаимно контрастирующие части, четко располагающиеся по трем ритмическим членам стиха, разделенного двумя резкими мужскими цезурами. Каждый из этих трех членов, в свою очередь, представляет собой антитезу, иногда очень резкую:

Злое дитя, старик молодой, властелин добронравный42.

Второй стих состоит не из трех, а из двух частей, построенных и синтаксически, и силлабически, и частично морфологически совершенно одинаково, — но контрастных по содержанию:

Шумный зачинщик обид, милый заступник любви!43

В двустишии:

Юноша! скромно пируй, и шумную Вакхову влагу
С трезвой струею воды, с мудрой беседой мешай,

— подобно тому, как в стихотворении «Художнику», в начальных словах задана антитетическая тема стихотворения: «скромно пируй». Развивается она в остальных полутора стихах очень прихотливо: выражение «и шумную Вакхову влагу» контрастирует «хиастически» (то есть крест-накрест) с обоими полустишиями пентаметра: «Вакхова влага» — с начальным полустишием — «С трезвой струею воды», а эпитет «шумно» — соответствует во втором полустишии словам «мудрая беседа...».

Антитетическое построение придает живость и энергию композиции. От двух контрастных членов, как от цинка и угля в гальваническом элементе, пробегает в стихе электрический ток.

Другим приемом ритмико-синтаксической композиции в дистихах Пушкина является прямой параллелизм, повторение одинаково построенных синтаксических групп. Это повторение создает эффект или усиления, нагнетания, или ритмического «баюканья».

Пушкин нередко располагает параллельные члены в двух полустишиях пентаметра:

Как бы он обнял тебя! Как бы гордился тобой!..
Друга Авроры златой, друга пенатов святых...
Будешь умы уловлять, будешь помощник царям...
Гипсу ты мысли даешь, мрамор послушен тебе...

Параллелизм смысловой, но синтаксически — антитеза («ты даешь» — «послушен тебе».) Такой же смысловой параллелизм в стихе:

Плату приявший свою, чуждый работе другой.

Он поддерживается близостью синтаксической конструкции: определение с дополняющими членами.

Менее отчетливы формы повторения, параллелизма в следующих стихах:

С трезвой струею воды, с мудрой беседой мешай.

Здесь повторение неполное — глагол только во втором полустишии. Еще отдаленнее связь полустиший в аналогичном построении:

Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит.

Здесь повторяется только конструкция со словом «вечный».

По принципу параллелизма (несколько затушеванного) построены два полустишия на перевод «Илиады» — «Крив был Гнедич поэт...» и «Слышу умолкнувший звук...».

Иногда эта связь двух сходных лексически или по смыслу ритмических групп (стихов, полустиший) бывает у Пушкина в высшей степени тонкой и изысканной. Удивительно в этом отношении построено стихотворени‡ «Царскосельская статуя». Здесь перед нами сложные и переплетающиеся соотношения частей. Все стихотворение построено в виде двух двустиший, связанных параллелизмом.

Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила.
       Дева печально сидит, праздный держа черепок.
Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;
       Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит.

Параллелизм разными способами затушеван, но все же конец первого стиха и конец третьего явно корреспондируют:

Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила...
...Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой.

Также корреспондирует второй и четвертый стихи:

Дева печально сидит, праздный держа черепок...
...Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит.

Этот простой параллелизм усложняется рядом тонких прямых и контрастных соответствий отдельных моментов: отдельные слова настойчиво повторяются в соответствующих стихах: второй и четвертый стих связываеЧ анафора (начало) «Дева», этим же словом скреплены и первый стих со вторым, нарушая и оживляя симметрию:

                                       

                                       ...дева разбила.
Дева печально сидит...

В первом и третьем стихах в первом полустишии повторено словоџ«вода»: «Урну с водой»... «не сякнет вода». В первом стихе сказуемое и прямое дополнение расставлены по краям длинного стиха:

Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила.

В соответственном третьем стихе эти два слова сближены в конце стиха:

...изливаясь из урны разбитой...

Точно то же, но в обратной последовательности происходит в четных стихах. Стоящие во втором полустишии рядом слова: «Дева печально сидит» — в четвертом оказываются по краям стиха:

Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит.

Напомним еще одно соответствие — повторение «вечной струей» и «вечно печальна». Но этого мало — начальное полустишие заключает в себе изумительное звуковое соответствие: слово «урна» повторяется как бы эхом в слегка искаженном виде в слове «уронив». Наконец на втором плане менее отчетливо виднеется еще система антитез. Первое двустишие противопоставлено второму, в первом двустишии урна с водой разбита, во втором — совершается чудо: вытекающая вода не иссякает из урны.

Наконец в каждом двустишии есть своя антитеза: в первом — за быстрым, громким стихом ў«уронив... разбила») следует стих, дающий картину неподвижности, молчания («печальна сидит»). Во втором двустишии громкое восклицание вначале: «Чудо!» — и изображение движения текущей воды («не сякнет... изливаясь») сменяется стихом, заключающим в себе синтетический образ движения и неподвижности:

Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит.

Вся эта сложная и богатая ткань соответствий и противопоставлений, частью действующих в одном направлении, частью противоречащих друг другу, напоминает по своей структуре и по своему действию сложную многоголосную контрапунктическую музыку, где голоса звучат то вместе, то расходятся, каждый ведет свою самостоятельную мелодию, и все вместе сливаются в единое художественное построение.

При разборе этого стихотворения пришлось говорить о таких предметах, которые почти что не разработаны в науке — отсутствует классификация, не установлена терминология, не выявлены даже точно пределы области данных явлений. Сюда относится чисто звуковая сторона стиха, а также те явления стиха, которые дают повод говорить о «громком» или «нежном» «тихом» стихе, о быстром или медленном, о более или менее весомом стихе, части стиха, части стихотворения. Все эти обозначения крайне расплывчаты и заведомо метафоричны. Конечно, в прямом смысле стих сам по себе не может быть ни тихим, ни громким, ни быстрым, ни медленным — таким может быть только чтение этого стиха, декламация его.

Все же приходится употреблять подобные неточные выражения, рискуя впасть в дилетантизм: оставить вовсе без рассмотрения соответствующие явления — значит совершенно обесплодить стиховедческую науку, превратить ее в сухое, формалистическое переливание из пустого в порожнее. Ведь все то, что в стихе связывает «форму» со «смыслом», делает форму «выразительной», все это относится именно к области, почти вовсе не разработанной и являющейся удобной поживой для всяческого импрессионистического дилетантизма. Следует все же пытаться пробивать научные пути в этой области, работая осторожно и серьезно. Надо только иметь в виду, что все изыскания из-за отсутствия в настоящее время какого бы то ни было сравнительного материала остаются только разрозненными наблюдениями.

Трудно даже установить, свойственно ли это такому роду произведений Пушкина, или же творчеству Пушкина в целом, или же данному поэтическому стилю эпохи, или, наконец, поэзии вообще. Настоящее время есть только время собирания материалов, наблюдений и нащупывания путей их разработки44.