Бонди С.М. - Пушкин и русский гекзаметр.

ПУШКИН И РУССКИЙ ГЕКЗАМЕТР.

1

Гекзаметр, античный размер, вошедший в русскую поэзию, на русской почве приобрел особые, своеобразные черты, превратился в один из очень интересных, богатых и выразительных русских стихотворных размеровЌ Внешнее строение его общеизвестно. Однако внимательное исследование его внутреннего ритмического строя обнаруживает в нем особенности, важные для понимания русского стихосложения в целом, и неожиданно сближает ритмику этого древнейшего, архаического размера с вольной и прихотливой ритмикой русских стихов XX века.

Под античными размерами в русском стихе подразумеваются те стихотворные размеры, которые должны воспроизводить, имитировать размеры древнегреческой и латинской метрики. Речь здесь идет, конечно, не о  обычных ямбах, хореях, дактилях и т. п. Хотя все эти термины греческого происхождения, однако ими в действительности обозначаются живые явления русского стиха, строящегося на собственных национальных основах, далеких от античных форм. Русский четырехстопный или пятистопный ямб, четырехстопный хорей и т. п. ничего общего, кроме названия, не имеют с античными ямбами и хореями; эти размеры жили своей жизнью и развивались вне всякой связи с теми античными стихами, название которых они носят.

Но существуют стихотворные размеры, которые, наоборот, теснейшим образом связаны с античным стихом, которые воспроизводят по-русски с большей или меньшей точностью все формальные особенности своих античныџ прототипов. Большей частью они создавались при переводах с древнегреческого или латинского, когда переводчик стремился возможно более точно передать форму оригинала. Но некоторые из этих размеров, составленных в подражание античному, получили распространение в русской поэзии; их применяли и применяют поэты и для оригинальных своих стихотворений.

Хотя в XVIII и XIX веках греческие и римские поэты переводились на русский язык в большом количестве, но переводчики в основном вовсе не стремились сохранять размер подлинника (что сделалось обязательным в переводах XX в.).

Античные размеры с большим трудом и лишь постепенно входили в русскую стиховую практику.

Эта медленность и трудность вовсе не случайна, как не случайно и то, что именно в начале XX века античные размеры получили полное право гражданства в переводах с греческого и латинского. И то и другое находится в зависимости от характера самого русского стихосложения и обусловливается историческим развитием русского стиха.

Для того чтобы разобраться в этом, придется остановиться на характере античного и русского стихосложения, на их различии и ответить на вопрос, возможно ли воспроизвести в русских стихах античные размеры.

Во всех языках стихосложение строится на ритмическом распределении в потоке речи каких-либо отчетливо различающихся между собой элементов этой речи. В русском и немецком стихах это ударные и безударные слоги отдельных слов, в античных — долгие и краткие слоги.

Ударения слов в древнегреческом языке не могли быть основой ритма стиха, потому что они не представляли собой, как у нас, более сильное (и более ясное) произнесение слога, а выделяли слог большей высотой его произнесения, своего рода мелодическим скачком. «В каждом греческом слове... один из слогов произносится «острым тоном», то есть выше других, согласно Дионисию Галикарнасскому, на одну квинту», — говорит А. Мейе¹. Сравнивая ударение новых языков — романских, кельтских, германских, русского и т. д. с древними языками — древнегреческим, ведийским и т. д., А. Мейе говорит: «Ударение в этих (новых. — С. Б.) диалектах заключается главным образом в значительном усилении голоса, соединенном обыкновенно с удлинением, тогда как индоевропейский тон сводился к повышению голоса, без заметного усиления, и главное — безо всякого удлинения гласной...»² «Вот почему, — продолжает он, — это мелодическое ударение или тон», как он его называет, «никогда не служит основой в построении стиха, как ударение во французском, немецком, русском и других языках; (оно) совершенно не принимается в расчет ни в ведийской, ни в древнегреческой метрике»³. Это и естественно: ведь и в музыке ритм никогда не строится на правильном чередовании высоких и низких звуков, а только на равномерном чередовании более сильных звуков (ударенных) и слабых (безударных)‡ «С другой стороны, — продолжает А. Мейе, — так как всякий индоевропейский слог... имел определенное.... количество (то есть длительность произношения. — С. Б.), краткое либо долгое, количественные противопоставления были весьма ощутительны на слух и постоянны; поэтому ведийская и древнегреческая метрика основывается исключительно на чередовании кратких и долгих слогов на определенных местах»⁴. Иначе говоря, ритмические ударения в стихах падали обычно на более долгий слог, а не на более высокий.

Долгий слог в древнегреческом языке произносился приблизительно вдвое дольше, чем краткий. Это отношение в практической речи было, конечно, и далеко не точным, и не постоянным, изменяясь в зависимост  от самых различных причин. Однако в стихе, как особой условной ритмической организации, долгий слог, как правило, принимался равным двум кратким⁵. Вероятно, в декламации или рецитации стихов поэт и актер стремились сохранить более или менее точно это соотношение. Но если и изменялась в реальном чтении стихов длительность долгих и кратких слогов, если и нарушалось (и даже значительно) соотношение: «долгий слог равен двум кратким», — все равно при восприятии это соотношение должно было сохраняться как основа ритма стиха, подобно тому как это происходит в современном русском стихосложении. В русском классическом стихе все слоги в ритмическом отношении воспринимаются как имеющие равную длительность, нет ни долгих, ни кратких, хотя в реальном звучании «длительность отдельных слогов в слове варьируется значительно, в зависимости от ударения, от места в слове, от количества согласных, от экспрессии произношения⁶. Но все эти колебания и отступления в восприятии ритма стиха не меняют принципиальной равномерности основных долей стиха, то есть слогов; они только «оживляют» ритм.