Скачать текст произведения

Томашевский Б.В. - Десятая глава "Евгения Онегина". История разгадки. Часть 3.

III. БЛУЖДАНИЯ

После статьи П. Морозова общее внимание было обращено на вновь открытое произведение. Интерес, возбужденный политической темой, заинтриговывающая любопытство зашифрованность стихов, не полная разгаданност‚ документа — всё это привлекало исследователей к данному стихотворению. Далеко не всё, что появилось в печати после статьи Морозова, действительно ценно. Кое-что намечалось, но многое было совершенно фантастично. Итогом положительных достижений этой длительной дискуссии является публикация Гофмана в «Пропущенных строфах «Евгения Онегина». Сейчас я остановлюсь на некоторых толкованиях, появившихся до выхода в свет работы Гофмана, т. е. до 1922 г.

Образцом такого хождения мимо темы является статья Д. Н. Соколова в вып. XVI‹«Пушкин и его современники» 1913 г. В этой статье автор останавливается на комментировании некоторых мест и на попытке реставрировать отдельные стихи. И то и другое делается им без успеха.

Так например, неудачны попытки прочесть стихи, не прочтенные Морозовым. Так один стих Соколов читает:

Кинжал Лувеля пел Бирон.

Хотя у Пушкина нигде мы не находим французского произношения имени Байрона, а с другой стороны, у Байрона нигде не воспет кинжал Лувеля, автор настаивает на своем чтении, так как в одном стихотворени  Байрона 1815 г. говорится о политическом убийстве, и следовательно это стихотворение можно понимать как оправдание (за пять лет до события) убийства Лувелем герцога Беррийского. Это объяснение вполне фантастично; противоречит оно и тому факту, что стих этот находится в ряду стихов женского окончания и следовательно никак не может оканчиваться на ударяемый слог. Не слишком близки к истине и другие конъектуры автора, например в четверостишии, которое по его мнению должно читаться следующим образом:

Хвалил Тургенев, им внимая,

И, слово: раб не принимая,

Предвидел в сей толпе дворян

Освободителей крестьян.

Но главная мысль Соколова заключается в том, что данное стихотворение является промежуточным звеном между отрывком 1823 г.¤«Недвижный страж..» и стихотворением 1830 г. «Герой». Черновиком к этому стихотворению Соколов считает набросок «Вещали книжники, тревожились цари». Сходство тем и клеймо 1823 г. является для него основанием, чтобы интерполировать в стихотворение четверостишие из этого чернового наброска. Вот относящиеся к этому слова автора: «Едва ли возможно сомневаться, что неразобранное г. Якушкиным «большое стихотворение» есть первая редакция шифрованного, время написания которой черновиками письма Татьяны приурочивается к сентябрю 1824 года. В нем уже осуществлен переход от 6-стопного ямба «Отрывка» («Недвижный страж...») к 4-стопному. Выписанная г. Якушкиным строфа по содержанию подходит к строфе, где описываются волнения в Европе, а тревогам царей противополагается спокойствие имп. Александра».

Все эти соображения совершенно фантастичны. Отнесение первоначальной работы над стихами к 1824 г. (то-есть ко времени до декабрьского восстания) ни на чем не основано и противоречит всякой вероятности‘

Гораздо больше положительного материала находится в статьях Н. О. Лернера, резюмированных им в примечаниях к отрывкам из десятой главы, напечатанным в шестом томе сочинений Пушкина под редакцией Венгерова (1915). Здесь уже стихи носят правильное название: «Из десятой (сожженной) главы «Евгения Онегина». Н. Лернер собрал все сведения о десятой главе, какие можно найти в мемуарной литературе. Он исправил некоторые чтения Морозова и дал новую композицию всего стихотворного текста. Общий порядок сохранен тот же, что и у Морозова. Первые 16 стихов даны в виде непрерывного текста подряд. После этого следуют отрывочные четверостишия и трехстишия: четверостишие «Авось, аренды забывая» почему-то изъято из общего ряда и дано в примечании.

Но самое главное изменение, сопровожденное примечанием, составляет перестановка последнего отрывка («Всё это были заговоры») перед отрывком «Друг Марса, Вакха и Венеры». Вот что пишет по этому поводу Лернер: «Как было нами доказано («Пушкин о декабристах. Необходимая поправка». — «Речь» 1913 г., № 155), Пушкин о Южном обществе говорит после Северного (раньше первая страница чернового листка неверно принималась за вторую и обратно) и говорит в ином тоне, чем о Северном. Этот аргумент характерен. Для первых расшифровщиков стихотворный текст Пушкина не обладал собственной последовательностью и представлялся в виде неоформленных отрывков, иногда идущих подряд, иногда разделенных друг от друга какими-то утраченными частями и вообще не внушающих доверия по своему расположению. Поэтому не ставили вопроса, почему именно так записал Пушкин свои стихи, и стремились внести порядок «по смыслу», приписывая Пушкину собственное осмысление отрывков. Хотя уже было известно, что перед нами строфы «Евгения Онегина», никто не думал делать вывода из этого, и задача реконструкции строф никем еще не была поставлена. Так дело обстояло и в 1911 г., когда В. Брюсов в выпуске «А. С. Пушкин. Стихотворения о свободе» («Народная библиотека» № 140) дал сводный, по возможности свяэный текст всего отрывка. Привожу этот текст целиком, чтобы показать, во-первых, во что складывалось представление о тексте к 1919 г., а во-вторых, для демонстрации совершенно безудержного произвола, характерного для редакторских приемов В. Брюсова:

Властитель слабый и лукавый,

Плешивый щеголь, враг труда,

Нечаянно пригретый славой,

Над нами царствовал тогда.

Его мы очень смирным знали,

Когда не наши повара

Орла двуглавого щипали

У Бонапартова шатра.

Гроза двенадцатого года

Настала — кто тут нам помог?

Остервенелые народы,

Барклай, зима иль русский бог?

Но бог помог, стал ропот ниже,

И скоро силою вещей

Мы очутилися в Париже

И русский царь — главой царей.

Тряслися грозно Пиринеи,

Вулкан Неаполя пылал,

Безрукий князь друзьям Мореи

Из Кишинева уж мигал...

«Я всех уйму с моим народом!»

Наш царь в покое говорил...

............

Потешный полк Петра — титана

Дружина старых усачей,

Предавших некогда тирана

Свирепой шайке палачей, —

Россия присмирела снова, —

И пуще царь пошел кутить...

Но искры пламени иного

Уже издавна может быть...

............

Этот текст является извлечением из работ Морозова и Лернера. О прочем В. Брюсов пишет:С«Далее сохранились лишь отрывочные строки, изображающие декабристов». Извлечения из этих черновых строк им даются в собственной совершенно произвольной композиции:

Там Пестель доставал кинжал...

И, рать... набирая

Холоднокровный генерал

В союз свободы вербовал...

Исполнен дерзости и сил

Порыв событий торопил...

............

Там Кюхельбекер

Читал свои стихотворенья

Как обреченный обнажал

Цареубийственный кинжал...

............

Одну Россию в мире видя,

Лелея в ней свой идеал,

Хромой Тургенев им внимал,

И, слово «рабство» ненавидя,

Предвидел в сей толпе дворян

Освободителей крестьян...

............

Везде беседы недовольных...

И постепенно сетью тайной

Россия...

Этот способ передачи подлинника помимо произвола редактора характеризует и господствовавшее представление о найденных отрывках. Ключ Морозова послужил только к тому, чтобы разыскивать соседствующие друг с другом стихи, но вовсе не к тому, чтобы составить себе представление о целом. Две-три явных ошибки Пушкина при шифровке на фоне очевидной неполноты документа привели к убеждению, что Пушкин шифровал беспорядочно, неряшливо, непоследовательно, с пропусками. Всех смущало то, что первые шестнадцать стихов дают какой-то связный текст и следовательно свидетельствуют о цельности замысла и записи, а затем эта цельность распадается и имеются только бесформенные фрагменты. Именно на этом построены попытки перестановками восполнить невязки. Для разрешения этой путаницы требовался новый ключ.