Модзалевский. Примечания - Пушкин. Письма, 1815-1825. Часть 33.

132. Барону А. А. Дельвигу (стр. 123). Впервые напечатано в статье В. П. Гаевского о Дельвиге вУ«Современнике» 1854 г., т. XLIII, отд. III, стр. 13, по сообщению брата поэта, бар. А. А. Дельвига, — очевидно по памяти, а поэтому, может быть, и без достаточной текстуальной точности. «Дельвиг вообще писал мало и неохотно», говорит здесь Гаевский: «и перед образцовыми письмами Пушкина его письма, по крайней мере немногие известные нам, весьма бледны. Он писал редко даже к Пушкину и весьма лениво отвечал на его письма. Молчание Дельвига в подобных случаях дало впоследствии повод к слухам о его смерти, когда он уехал на свидание с своим семейством в Витебск, где опасно заболел и долго не давал о себе никакого известия. Пушкин, не получая от него вестей, послал к нему письмо на большом листе, на котором было только написано: «Дельвиг, жив ли ты?» Письмо Дельвига от 20 марта 1825 г. из Витебска, подробно повествующее о постигшей его там горячке (Акад. изд. Переписки, т. I, стр. 194—195), и было, должно полагать, ответом на эту лаконическую записку Пушкина. — Свод известий о Дельвиге по поводу столь нетерпеливо ожидавшегося Пушкиным приезда его друга в Михайловское см. выше, стр. 409—410 и 406—407.

133. А. А. Бестужеву (стр. 123—124). Впервые напечатано в «Материалах» Анненкова, стр. 126—128, 160—161 (отрывки), в «Отеч. Зап.» 1855 г.,

е 6, отд. III, стр. 64—65 (отрывки), в «Русск. Слове» 1861 г., № 2, отд. III, стр. 24—27, и в «Русск. Стар.» 1882 г., т. 33, стр. 458—460 (полностью); подлинник — в Библиотеке Акад. Наук (на бумаге — вод. зн. 1820 г.).

— Настоящее письмо служит ответом на письмо Бестужева к Пушкину от 9 марта 1825 г. (Акад. изд. Переписки, т. I, стр. 186—188) с пространными рассуждениями о 1-й главеЧ«Онегина» и с сообщением литературных новостей; Бестужев этим письмом, в свою очередь, отвечал на письмо Пушкина, остающееся нам неизвестным. В начале своего письма Пушкин отвечает Рылееву на его письмо от 10 марта (там же, стр. 188—189).

—Ч«Жду сперва Войнаровского»: 10 марта Рылеев писал Пушкину: «Думаю; что ты получил уже из Москвы Войнаровского. По некоторым местам ты догадаешься, что он несколько ощипан. Делать нечего. Суди, но не кляни. Знаю, что ты не жалуешь мои Думы; не смотря на то, я просил Пущина и их переслать тебе» (там же, стр. 189). Пущин уведомлял Пушкина о высылке сочинений Рылеева из Москвы 12 марта (там же, стр. 189—190).

—Ч«Мнение Байрона, тобою приведенное, несправедливо», — писал Рылеев Пушкину 10 марта: «Поэт, описавший колоду карт лучше, нежели другой — деревья, не всегда выше своего соперника».

— Боульс, Вильям (Bowles; род. 1762, ум. 1850) — английский поэт, автор известных в свое время сонетов и других стихотворений.†«В 1821 году Байрон вел полемику с биографом Попа Боульсом по вопросу о том, что предпочтительнее: изображение природы или изображение тленных, искусственных вещей. Байрон держался последнего мнения. Боульс утверждал, например, что корабль заимствует всю свою поэзию от волн, ветра, солнца и пр., а сам по себе ничего не значит; Байрон же, наоборот, говорил, что волны и ветры, сами по себе, без поэзии искусственных предметов, еще не могут составить поэтической картины. Воду можно видеть и в луже, ветер слышать и в трещинах хлева, а солнцем любоваться и в медной посудине, — от этого еще ни вода, ни ветер, ни солнце не сделаются предметами поэтическими. Переходя к возражению Боульса, который утверждал, что описывать деревья достопочтеннее, нежели употреблять свой талант на изображение колоды карт, Байрон говорил, что тут допущено смешение предметов, но что писатель, сумевший сделать поэтический предмет из колоды карт, конечно, выше того, кто вяло описывает деревья, соблюдая, например, только верность внешних их признаков» (Соч. Пушкина, ред. Венгерова, т. VI, стр. 541).

— Мнение, высказанное Пушкиным о Рылееве, нам неизвестно, так как до нас не дошло его письмо к Бестужеву; неизвестны нам и посланные Пушкиным Рылееву замечания нан«Войнаровского» в виде отдельной статьи или заметки (см. в письмах № 145 и 148); но и сам Рылеев, и Бестужев считали, что Пушкин ему польстил: «Ты великой льстец: вот все; что могу сказать тебе на твое мнение о моих поэмах. Ты завсегда останешься моим учителем в языке стихотворном», — писал Рылеев 10 марта, Бестужев тоже писал 9 марта: «Ты великий льстец нащет Рылеева и так же справедлив, сравнивая себя с Баратынским в Элегиях, как говоря, что бросишь писать от первого [т.-е., из-за Рылеева] поэмы. Унижение паче гордости. Я, напротив, скажу, что кроме поэм тебе ничего писать не должно». Немного позднее Пушкин определенно высказался о Рылееве в письмах к нему самому (см. № 145) и к кн. П. А. Вяземскому (см. № 144).

— Критикуяз«Онегина» за отсутствие в нем «поэтических форм», Бестужев писал: «Конечно, многие картины прелестны, но они не полны. Ты схватил Петербургской свет, но не проник в него. Прочти Байрона [«Дон-Жуана»]: он, не знавши нашего Петербурга, описал его схоже — там, где касалось глубокого познания людей. У него даже притворное пустословие скрывает в себе замечания философские, а про сатиру и говорить нечего... И как зла, и как свежа его Сатира!...» — В своем очередном «Взгляде на Русскую Словесность» («Полярная Звезда на 1825 год», стр. 14) Бестужев писал: «Первая глава стихотворного романа. «Онегин», недавно появившаяся, есть заманчивая, одушевленная картина неодушевленного нашего света, Везде, где говорит чувство, везде, где мечта уносит поэта из прозы описываемого общества, — стихи загораются поэтическим жаром и звучней текут в душу. Особенно разговор с книгопродавцем вместо предисловия (это щастливое подражение Гёте) кипит благородными порывами человека, чувствующего себя человеком. «Блажен, говорит там в негодовании Поэт:

Блажен, кто про себя таил
Души высокие созданья
И от людей, как от могил,
Не ждал за чувства воздаянья! » —

— Катенина Бестужев совсем не коснулся в своемџ«Взгляде», помещенном в «Полярной Звезде» и посвященном обзору текущих явлений словесности в 1824 и в начале 1825 г. В параллель к словам Пушкина о Катенине любопытно поставить мнения и суждения последнего о поэте: см. их в книге А. А. Чебышева: Письма П. А. Катенина к Н. И. Бахтину, С.-Пб. 1911, стр. 8—9 (во вступительной статье) и по указателю. — 9 мая 1825 г. Катенин обратился к Пушкину с письмом, на которое, однако, ответ Пушкина неизвестен (Акад. изд. Переписки, т. I, стр. 210—211).

— Мнение Пушкина об исторических повестях Бестужева см. выше, стр. 50 и 71; в­«Полярной Звезде на 1825 г.» была помещена повесть его «Ревельский Турнир» (стр. 35—102); отзыв о ней Пушкина см. в письме к Бестужеву № 148, стр. 136—137.

—Ч«Тебе хочется в Ротмистра́!» — Бестужев в это время, в чине штабс-капитана л-гв. Драгунского полка, состоял адъютантом при главно-управляющем путями сообщения герцоге Александре Виртембергском.

134. Княгине В. Ф. Вяземской (стр. 124). Впервые напечатано, по нашему сообщению, в Акад. изд. Переписки, т. I, стр. 197; подлинник (запечатан перстнем-талисманом) был у гр. С. Д. Шереметева в Остафьевском архиве.

Перевод:м«Дорогая и уважаемая княгиня, ваше письмо растерзало мне сердце. Я не имел понятия о несчастии, которое у вас случилось; не буду пытаться вас утешать, но от глубины души разделяю ваше горе и тревогу. Надеюсь, что в настоящее время князь и дети выздоравливают. — Так как Онегин может его развлечь, я сейчас же примусь за его переписку и пошлю ему этот список. Напишу также брату, чтобы он послал то, что у него может оказаться из моих стихов. Прошу только князя хранить все это про себя и решительно ничего не читать никому. — П<ущин> напрасно рассказал вам о моих беспокойствах и о моих предположениях, которые оказались ошибочными. У меня нет никаких сношений с О<дессою>. Мне совершенно ничего неизвестно, что там происходит. — Дорогая княгиня, будьте спокойны, если это возможно. Сообщите мне о вашей семье и считайте меня всегда в числе тех, которые вам наиболее преданы».

— Письмо кн. Вяземской, на которое отвечает Пушкин, до нас не сохранилось. Несчастие, случившееся у П. А. и В. Ф. Вяземских — смерть их сына Николеньки (род. 30 апреля 1818 г.), умершего 9 января 182с года. «Мы теперь грустны от горести наших Вяземских», — писал Карамзин И. И. Дмитриеву 21 января 1825 г.: «которые погребли своего Николеньку. Вместо нас плакал с ними любезный [А. П.] Тургенев» (Письма Карамзина к Дмитриеву, стр. 389); а самим Вяземским он писал 16 января: «Любезнейшие друзья! От глубины сердца разделяем вашу горесть. По всему слышанному нами мы ждали этого несчастия: тем не менее оно тронуло наше сердце, исполненное любви не только к вам, но и к милым вашим детям. Мы сравнялись с вами потерями, также оплакав трех: жестокий платеж за наслаждения родительские....» («Стар. и Нов.», кн. I, стр. 161). Вскоре после того, — в конце февраля, — смертельно-тяжело заболел сам князь П. А. Вяземский, — и друзья уже отчаивались в его выздоровлении; однако, к первым числам марта опасность уже миновала, — и 3 марта Тургенев отправил своему другу радостное по этому поводу письмо

м«Остаф. Арх.», т. III, стр. 102.); 11 марта он писал ему же: «Мы счастливы твоим выздоровлением и еще не нарадуемся каждым о тебе добрым известием. И здесь, как у вас в доброй Москве, участие было сердечное и общее» (там же, стр. 103). Карамзин 6 марта писал Вяземскому: «Сердечно благодарим бога, что вы исцеляетесь от жестокой болезни. Всего более вам нужен теперь покой.... Не думайте ни о чем, кроме приятного.... Берегите и лелейте себя, играйте цветами. Нежно, нежно вас обнимаем.. Целую руку у милой княгини. Дай бог, чтобы ее здоровье не потерпело от таких тревоЮ» («Стар. и Нов.», т. I, стр. 164). Летом кн. Вяземский поехал для поправления здоровья в Ревель.

— Поручение брату переслать Вяземскому новые сочинения свои Пушкин сделал в письме от 27 марта (см. с 135, стр. 125), а Вяземскому писал об этом в середине апреля (№ 140) и в конце того же месяца, посылая через Дельвига 2-ю главу Онегина (№ 142) с запискою к брату в конце рукописи (№ 143). Вяземский, получив настоящее письмо Пушкина, торжествующе писал А. И. Тургеневу 29 марта [а не апреля, как напечатано в «Остаф. Арх.», т. III, стр. 119]: «Александр Пушкин пишет мне, что он велел Льву-брату выслать стихи ко мне; благоволи непременно напомнить ему о том и сказать, что жду — не дождусь».

— П., про которого Пушкин пишет, что он напрасно рассказал о его беспокойствах и предположениях кн. В. Ф. Вяземской, — несомненно Иван Иванович Пущин, недавно перед тем бывший у Пушкина в Михайловском, а затем видавшийся в Москве с кн. Вяземской по поручению Пушкина — для отдачи ей, между прочим, его долга (см. выше, в письмах № 120, 121 и стр. 396, а также письма Пущина к Пушкину из Москвы от 18 февраля, 12 марта и 2 апреля 1825 г. — Акад. изд. Переписки, т. I, стр. 180, 189—190 и 200).

— О. — Одесса, где у Пушкина осталось много отношений, — между прочим, с гр. Е. К. Воронцовой. Два с половиной месяца спустя, 12 июня 1825 г. А. Я. Булгаков в письме к брату сообщил «для сведения» следующие любопытные данные по поводу этих отношений: «Воронцов просил меня доставить письмо от графини [Воронцовой] к Вяземской; я это исполнил, и княгиня, которая всегда выболтает, удивлялась церемонному тону письма графини: «Elle, qui m’écrivait toujours «ma chère princesse», me dit maintenant «madame la princesse», je ne conçois rien à celà, — il y a quelque commérage là-dessus. Vons ne savez rien? — «Rien». A очень знаю, что Воронцов желал, чтобы сношения с Вяземскою прекратились у графини: он очень сердит на них обеих, особливо на княгиню, за Пушкина, шалуна-поэта, да и поделом: la Woronzoff a voulu favoriser sa fuite d’Odessa, lui a cherché de l’argent, une embarcation. Cela a-t-il du sens commun? В последнее время Вяземский посылает спросить, когда может графа застать; но этот отвечал, что его не будет целое утро дома. L’autre a compris et n’a plus fait de démarches; a жена, видно, понимать не хочет, что она — куролесница» («Русск. Арх.» 1901 г., кн. II, стр. 187). Итак, по слухам, Воронцова готова была содействовать бегству Пушкина из Одессы за границу.

135. Л. С. Пушкину (стр. 125—126). Впервые напечатано в «Материалах» Анненкова, ст. 191 и 245 (отрывки) и в «Библиогр. Записках» 1858 г., № 4, ст. 107—109 (полностью); подлинник в б. Румянцовском Музее № 1254.

—Ч«Бабушкин Кот» — действующее лицо в повести Антония Погорельского (псевдоним Алексея Алексеевича Перовского; род. 1787 г., ум. 1836 г.) «Лафертовская маковница», появившейся в «Новостях Литературы» 1825 г., кн. XI, и включенной впоследствии автором, как один из рассказов, в серию «Двойник, или Мои вечера в Малороссии». Вкратце содержание рассказа таково: Старуха, живущая в Москве, в Лафертовской (Лефортовской) части, и промышляющая торговлею сладкими маковниками, на самом деле — колдунья; перед своею смертью она передает своей внучке ключ от накопленных сокровищ и завещает ей выйти замуж за того, кого она ей назначит. Вскоре после смерти колдуньи-маковницы к отцу девушки — Онуфричу является свататься некий титулярный советник Аристарх (а не Трифон, как написал Пушкин) Фалелеич Мурлыкин, в котором Маша, к своему ужасу, узнает бабушкиного черного кота, участника в ее колдовстве. Однако все кончается благополучно, — и Маша выходит за возлюбленного своего. Отмеченное Пушкиным место повести, описывающее мягкие приемы Мурлыкина, находится в сцене его сватовства: «... При сих словах Аристарх Фалелеич встал, плавно выступая, приблизился к ней и хотел поцеловать у нее руку ..... Аристарх Фалелеич тихо что-то ворчал себе под нос. Онуфрич и Ивановна были в крайнем замешательстве; но Мурлыкин подошел к ним, все так же улыбаясь. «Это ничего, сударь», — сказал он сильно картавя, — ничего, сударыня, прошу не прогневаться! Завтра я опять приду, завтра дорогая невеста лучше меня примет». После того он несколько раз им поклонился, с приятностью выгибая круглую свою спину, и вышел вон». — Впоследстви Погорельский-Перовский (с июня 1825 г. по 20 марта 1830 г. бывший Попечителем Харьковского Учебного Округа) примкнул к кружку Дельвига — Пушкина и «Литературной Газеты», в которой и было напечатано начало его известной талантливой повести «Монастырка». Одного из героев рассказа «Лафертовская маковница» — Онуфрича, отца девушки, старого отставного почтальона, Пушкин впоследствии вспомнил в своей повести «Гробовщик». — Перовский со своим котом, маковницей и другими героями своих повестей попал в «Дом сумасшедших» Воейкова:

Вот на яйцах «наседкой»
Сидя, клохчет сумасброд,
В самом Желтом Доме редкой!
Перед ним кружится «кот»,
«Кукла» странно водит глазки,
«Обезьяна» скалит рот...
Он им сказывает сказки
И медовый мак жует...

— О пересылке Вяземскому новых сочинений Пушкина см. в предыдущем письме и на предыдущей странице.

— «Получил ли ты мои стихотворенья?» — т.-е., рукопись для издания стихотворений, посланную 15 марта (см выше, письма № 129 и 130).

— Предисловие к изданию Стихотворений (которые вышли только в последний день 1825 г.) было составлено от имени издателей в следующих выражениях:У«Собранные здесь стихотворения не составляют полного издания всех сочинений А. С. Пушкина. Его поэмы помещены будут со временем в особенной книжке. Мы теперь предлагаем только то, что не могло войти в собрание собственно называемых поэм. — В короткое время автор наш успел соединить голоса читателей в пользу своих поэтических дарований. Мы считаем себя в праве ожидать особенного внимания и снисхождения публики к нынешнему изданию его стихотворений. Любопытно, даже поучительно будет для занимающихся словесностью, сравнить четырнадцатилетнего Пушкина с автором Руслана и Людмилы и других поэм. Мы желаем, чтобы на собрание наше смотрели, как на историю поэтических его досугов в первое десятилетие авторской жизни. Многие из сих стихотворений напечатаны были прежде в периодических изданиях. Иные, может быть, нами и пропущены. При всем том, это первое в некотором порядке собрание небольших стихотворений такого автора, которого все читают с удовольствием. Как издатели, мы перед ним и перед публикой извиняемся особенно в том, что по недосмотрению корректора, остались в нашей книжке значительные типографские ошибки. Для предварительной поправки выписываем замеченные нами.» [Затем напечатаны 4 поправки].

— Вяз. и В. — кн. П. А. Вяземский.

— Сестра — Ольга Сергеевна Пушкина, жившая с родителями.

— «Телеграф» — журнал Полевого «Московский Телеграф». О желании «поддержать» его Пушкин вскоре писал и Вяземскому (см. письмо № 140).

«Растолкуй Полевому следующее», — писал Лев Пушкин С. А. Соболевскому: «Я не могу и даже мне не выгодно его предложение нащет пьес брата. Сделавши с ним предлагаемое им условие, я обязываюсь ему ежемесячно доставлять пьесы брата; не всегда пьесы под рукой; к тому я, продавая их другим журналистам, получаю 10 и более рублей за стих; вся годовая сумма Полевова равняется с платой, которую предлагает мне Аладьин за одну пьесу брата. Вот мои невыгоды; невыгоды же Полевова в том, что он будет платить за стихи, которые теперь, хотя не регулярно и не ежемесячно, но будет получать даром. Брат решился сколько можно поддерживать Телеграф. Наконец, решительный мой отказ, на который нет возражений, имеет причиною то, что у брата мелких пьес мало, а у меня в моем распоряжении их вовсе нет» («Русск. Арх.» 1878 г., кн. III, стр. 397).

— «Телеграф» в 1-м же номере заявил себя горячим почитателем Пушкина; вот что читаем мы в статье «Обозрение Русской Литературы в 1824 году»: «Поэт, любимец нашей публики, А. С. Пушкин, о котором в сравнении с Жуковским можно повторить старинную пословицу: он не второй, а другой, получил новое право на славу изданием Бахчисарайского Фонтана. Это жемчужина новой поэзии. Вымысел, расположение, стихи, — все более и более открывает бессомненный, великий талант сочинителя Руслана и Людмилы и Кавказского Пленника. Сильное действие поэзии Пушкина на современников доказывает, что истинное дарование и очаровательно, и недостижимо для других, неравных силами. Кто не подражает у нас Пушкину и кто сравнялся с ним из подражателей, хотя большая часть новых стихотворений отделывается явно по образцам Пушкина»; в двух примечаниях под строкою было сообщено о неудачном, вышедшем в 1824 г. немецком переводе «Кавказского Пленника» (Вульферта Ольдекопа) и высказано, что «едва ли кто из Русских поэтов был так обласкан нашими книгопродавцами, как А. С. Пушкин, а они знают, что́ идет скорее с рук. Песни Пушкина сделались народными: в деревнях поют его Черную Шаль. А. Н. Верстовский с большим искусством сделал на сию песню музыку, и доныне жители Москвы не наслушаются очаровательных звуков, вполне выражающих силу стихов Пушкина» (стр. 85—86). В № 5 (мартовском) «Московского Телеграфа» была помещена анонимная восторженная рецензия на 1-ю главу «Евгения Онегина», начинавшаяся словами: «Свободная, пламенная Муза, вдохновительница Пушкина, приводит в отчаяние диктаторов нашего Парнаса и оседлых Критиков нашей Словесности! Бедные! Только что успеют они уверить своих клиентов, что в силу такого или такого параграфа Пиитики, изданной в таком-то году, Поэма Пушкина не Поэма, и что можно доказать это по всем правилам полемики, — новыми рукоплесканиями заглушается охриплый шопот их, и всеобщий восторг заботит их снова приискивать доказательств на истертых листочках реченной Пиитики» и т. д. (ч. II, № 5, стр. 43—51).

— Ж. — В. А. Жуковский. Он стал печататься в «Московском Телеграфе» лишь с 1827 года («Лалла Рук», «К***» [В. А. Перовскому], «К портрету Гёте», «Воспоминание» и «Обеты»), хотя и собирался в начале 1825 г. послать Полевому свои стихотворения («Остафьевский Архив», т. III, стр. 98). В только-что указанной выше статье «Московского Телеграфа» о Русской Литературе в 1824 г. Жуковский был назван «конечно, — первым из нынешних Русских поэтов», и его деятельность вызвала высокую оценку критика (стр. 84—85).

— О приезде Дельвига к Пушкину см. ниже, в письме № 142.

— Воейков — Александр Федорович, муж племянницы Жуковского и его «Светланы», издатель «Русского Инвалида» и приложения к нему «Новости Литературы»; в последнем журнале, в апрельской книжке (кн. XII, № 4, апрель, стр. 50) был напечатан «Антологический отрывок» Пушкина («Подруга милая! я знаю, отчего...»). Слова Пушкина намекают на известную манеру Воейкова перепечатывать в своих изданиях, не спрашивая авторов, их произведения; это он проделывал и с Пушкиным, и выражения:

«воейковствовать», «воейковщина» означали бессовестное отношение к чужой литературной собственности.

— Стихи К. Голиц.-Суворовой — известная пьеса 1823 года, Одесского периода, обращенная к княгине Марье Аркадьевне Голицыной, рожд. княжне Суворовой-Рымникской (род. 1802, ум. 1870 г.): «Давно о ней воспоминанье»... Незадолго до этого письма к брату Пушкин прочел в «Северных Цветах на 1825 г.» (стр. 329—331) стихи Ив. Ив. Козлова; «К кн. М. А. Г., урожденной К. С.», — и под этими инициалами без труда узнал свою старинную знакомку. — Пьеса «Давно о ней воспоминанье» ... вошла в издание Стихотворений 1826 г.; оригинал ее, в альбоме Голицыной, — ныне в Пушкинском Доме.

— «К Овидию», «Друзьям» («Вчера был день разлуки шумной») и «Земля и Море» также вошли в издание 1826 г. (стр. 39—43, 81—82 и 133), — первые две — в отделе «Разных стихотворений», а последнее — в отделе «Подражаний древним».

— R. S. V. Р. — буквы, ставящиеся в конце страницы и означающие: «Переверните пожалуйста лист» (Retournez s’il vous plait).

— Рассказ о Державине из Записок Пушкина до нас не дошел, так как поэт после 14 декабря 1825 г. уничтожил Записки свои. Но сохранился другой, позднейший рассказ его (1833 г.) о Державине на Лицейском экзамене в январе 1815 г., когда Пушкин декламировал перед старцем-поэтом свое стихотворение «Воспоминания в Царском Селе»; этот момент изображен на известной картине И. Е. Репина (1911 г.), находящейся ныне в Пушкинском Доме; сам Пушкин дважды вспоминал его: в Послании к Жуковскому (1817 г.) и в «Евгении Онегине» (начало главы 8-й).

— «Птичка» Пушкина — стихотворение «В чужбине свято наблюдаю»... Известно также было стихотворение Ф. А. Туманского с тем же заглавием (нач.: «Вчера я растворил темницу» ...).

— Четверостиши嵫Дружба» впервые было напечатано только в 1826 году — в альманахе М. П. Погодина «Урания. Карманная книжка на 1826 год для любительниц и любителей русской словесности», М. 1826 г., стр. 268.

136. Анне Н. Вульф (стр. 126). Впервые напечатано Б. Л. Модзалевским в газ. «День» от 29 января 1917 г., № 27; подлинник у него же.

Перевод: «Вот еще письмо для моего брата. Умоляю вас взять его под свое покровительство. Сделайте милость, пришлите перья, которые вы великодушно очинили для меня, а я — имел дерзость забыть! Не сердитесь на меня за это».

Записка писана из Михайловского в Тригорское и относится, по всей вероятности, к весне 1825 г., когда у Пушкина была оживленная переписка с братом, и до появления в Тригорском Анны Петровны Керн, приезд которой прекратил игривое ухаживание Пушкина за Тригорскими барышнями Вульф, до тех пор очень деятельное (см., напр., в письмах № 127, 139 и др.).

137. Л. С. Пушкину (стр. 126—127). Впервые напечатано в «Материалах» Анненкова, стр. 111, 239, 240 (отрывки), в «Отечеств. Зап.» 1855 г., № 6, отд. III, стр. 67—68 (в статье В. П. Гаевского) и в «Библиогр. Записках» 1858 г., № 4, ст. 100—102; подлинник (на бум. — вод. зн. 1824) в б. Румянцовском Музее № 1254.

—Об эпиграмме на редактора «Вестника Европы» М. Т. Каченовского и о полемике (или «процессе», как говорит Пушкин) Михаила Александровича Дмитриева (которого, в отличие от «настоящего» — поэта Ивана Ивановича Дмитриева, — шутя называли «Лже-Дмитриевым») с кн. П. А. Вяземским по поводу «Разговора» его, помещенного вместо предисловия в отдельном издании «Бахчисарайского Фонтана», — см. выше, в письмах №№ 80 и 127 и в объяснениях, стр. 310—320 и 410.

— «Слепой поэт» — Иван Иванович Козлов, о котором см. выше, в письмах № 111 и в объяснениях, стр. 377. Его повесть — только что изданный «Чернец. Киевская повесть», экземпляр которого с собственноручною

(несмотря на слепоту) подписью он прислал тогда Пушкину. Последний знал, что Козлов чрезвычайно высоко ставит его и его талант: еще 22 января 1825 г. Плетнев писал поэту: «Он твоим словом больше дорожит, нежели всеми громкими похвалами»... (Акад. изд. Переписки, т. I, стр. 167). — 15 мая Пушкин написал Козлову, в виде ответа, благодарственное послание («Певец, когда перед тобой во мгле сокрылся мир земной».....), за которое Козлов, в свою очередь, благодарил поэта письмом от 31 мая: «Я не в силах выразить вам», писал он: «то чрезвычайное удовольствие, которое доставили мне ваши очаровательные стихи; это было поистине прекрасное мгновение в моей жизни, и я благодарю вас за него. Первая половина 7-го стиха оправдывается не тем маленьким дарованием, какое, может быть, у меня есть, но моим преклонением перед вашим талантом и тою искреннею привязанностью, которую я к вам питаю. Еще раз — спасибо, большое спасибо: стихи ваши дошли прямо до моего сердца!» Письмо это писано было под диктовку Козлова и по-французски, но в конце его он сам приписал собственноручно: «Je vous embrasse de tout mon coeur et suis à jamais tout à vous Jean de Kasloff». [«Обнимаю вас от всего сердца и есмь навсегда весь ваш Иван Козлов»]. (Акад. изд. Переписки, т. I, стр. 220—221). Ср. ниже, в письме к князю П. А. Вяземскому от 25 мая 1825 г. (№ 144), отзыв Пушкина о «Чернеце»; см. также статью Н. М. Данилова: И. И. Козлов (из «Изв. Отдел. Русского языка и словесн.», т. XIX, кн. 2), Пгр. 1914, стр. 23—24.

— Понравившийся Пушкину стих — в словах Чернеца (строфа XI), когда он рассказывает старцу-монаху о внезапной встрече с убийцей своей жены и сына:

Отец, то встреча роковая!
Я шел, весь мир позабывая,
Не думал я его искать,
Я не хотел ему отмщать;
Но он, виновник разлученья.
Он там, где милые в гробах,
Когда еще в моих очах
Дрожали слезы исступленья...
То знает совесть, видит бог, —
Хотел простить, простить не мог.
Я изменил святой надежде,
.....................
Увы, со мною был кинжал, —
И он в крови с коня упал...

— Послание — большое стихотворение Козловап«К другу В. А. Жуковскому. (По возвращении его из путешествия)», автобиографического содержания; оно было напечатано после самой поэмы, рядом с посвящением ее жене поэта. Кн. Вяземский в рецензии своей на «Чернеца» писал, что послание к Жуковскому — «сердечная исповедь поэта в чувствах, страданиях и утешениях его. Жаль, прибавлял он: что она следует за поэмою, а не напечатана в начале, чтобы тотчас познакомить читателя с поэтом; конечно, не ему нужно задобривать заранее читателя своего, но не менее того, прочтя сие сердечное излияние, будешь впредь с большим вниманием, с живейшим участием читать произведение поэта, который и как человек столь нравственно привлекателен» («Московский Телеграф» 1825 г., ч. II, № 8, апрель, стр. 320). В этом послании Козлов, между прочим, подробно говорит о том, что́ переживал он, постепенно теряя зрение. Подробности см. в статье Н. М. Данилова: Материалы для полного собрания сочинений И. И. Козлова, Пгр. 1915, стр. 12—28 (отт. из «Изв. Отдел. Русского языка и словесн.»).

— Письмо к Гнедичу, — вероятно, от 23 февраля (№ 124); письмо к брату — может быть № 125, письмо же к Плетневу неизвестно.

— «Конечно, бедный болен Иль Войнаровским недоволен» — пародия начальных стихов аполога И. И. Дмитриева «Воробей и Зяблица»:

— «Умолк Соловушка! конечно, бедный, болен
«Или подругой недоволен,
«А может и несчастлив с ней?
«Мне жалок он! — сказал печально Воробей.
«Он жалок?» Зяблица к словам его пристала:
«Как мало в сердце ты читал!
«Я лучше отгадала:
«Любил он, так и пел; стал счастлив — замолчал».

—Ч«Войнаровский» — недавно перед тем вышедшая в свет поэма Рылеева (см. выше, стр. 418), полученная Пушкиным из Москвы, от Пущина. 7 апреля при письме от 12 марта (Акад. изд. Переписки, т. I, стр. 190); в письме от 2 апреля Пущин благодарил Пушкина за письмо (оно до нас не сохранилось); см. в следующем письме № 138.

— Genlis — известная французская писательница графиня Жанлис (род. 1746, ум. 1830), воспитательница детей герцога Орлеанского, автор огромного количестваЭ«нравственных» и нравоучительных сочинений для детей, юношества и, особенно, для девиц, а также книг по вопросам практической педагогики, имевших широкий круг читателей и пользовавшихся большим авторитетом.

Жан-Жака ли читаешь?
Жанлис ли пред тобой?
Иль с резвым Гамильтоном
Смеешься всей душой? —

спрашивал Пушкин сестру свою в послании к ней 1814 года; позже (1833—1834 г.г.) он поставил Жанлис в ряду других представителей «обмельчавшей» французской словесности, «бездарных писак, грибов, выросших у корней дубов» и «овладевших русскою словесностью». Под «последнею» Жанлис Пушкин разумел, вероятно, первые томы ее сочинения: «Mémoires inédits sur le XVIII-е siècle et sur la Révolution française, depuis 1756 jusqu’à nos jours» (Paris, 1825, 10 томов: «Записки о XVIII веке и о Французской революции»); это любопытное сочинение появлением своим вызвало скандал, так-как, по мнению современников, автор уподобился в нем скверным монахиням, которые исповедывают грехи всех, но только не свои собственные. О выходе в свет этих Записок Пушкин мог узнать из № 7 (апрельского) «Московского Телеграфа», в котором было помещено о них сообщение (стр. 123—124). Любопытную и живую статью кн. Вяземского о Жанлис и об ее Записках, по поводу V и VI их томов, — см. в Сочинениях его, т. I, стр. 206—215. — В 1825 году начало выходить и собрание сочинений Жанлис, рассчитанное приблизительно на 140 томов («Oeuvres de Md. de Genlis», 2 édition, Paris. 1825 г., 12°); об этом издании было сообщено в 9 (майской) книжке «Московского Телеграфа» за 1825 г. (ч. III, стр. 69—70).

— Альфонс Ламартин (род. 1790, ум. 1869), тогда еще молодой, но уже известный французский поэт; он написал «Le Dernier Chant du Pélérinage d’Harold» — неудачную попытку дать окончание знаменитой поэмы Байрона, в виде ее V песни. Пушкин угадал, что поэма Ламартина была «чепуха ». И. И. Козлов 31 мая также писал ему: «Если-же вам угодно французского пустословия в другом роде, то прочтите новую поэму Ламартина о Гарольде, не взирая на некоторые красивые стихи, — это та «махровая галиматья», о которой говорит Бомарше» (Акад. изд. Переписки, т. I, стр. 221). — В анонимной заметке «Московского Телеграфа» о еще не вышедшей в свет, но ожидавшейся поэме Ламартина читаем следующие строки, принадлежащие, повидимому, кн. П. А. Вяземскому: «Французский Поэт... вместил в известную уже раму последние явления, ознаменовавшие кончину Англинского Барда. Мысль прекрасная и богатая во всех отношениях. Заметим здесь любопытное обстоятельство. Тотчас после смерти

Байрона и следовательно за-долго до помянутой поэмы, некто из Русских Литтераторов [сам кн. П. А. Вяземский], ненадежный на свои силы, убеждая Певца Кавказского Пленника воспеть сие горестное событие, предлагал ему точно ту же мысль, которая служит основою Поэме Ламартина. Не имеем теперь пред глазами ни письма, в котором Русский Литтератор развивает свое предложение, ни Французского стихотворения, и потому не можем знать, сходны-ли оба плана во всех частях исполнения; но довольно и того, что они сходятся в господствующей мысли. Жаль, что не нашей Поэзии пришлось в этом случае пользоваться правом старшинства!» «Московский Телеграф» 1825, ч. III, № 9, май, стр. 66—67). Выше (объяснения, стр. 333—334) мы видели, как Вяземский через жену свою (а вероятно и непосредственно) убеждал Пушкина вдохновиться смертью Байрона; сам Вяземский намеревался воспеть смерть Байрона, написав «5-ю песнь его Героя» (см. выше, стр. 85 и 334) — Отзыв «Телеграфа» о вышедшей уже поэме Ламартина см. в ч. IV. № 13, стр. 65—67.

— «Талия» — театральный альманах Булгарина (см. выше, стр. 301, 363, 377 и 408), присланный им Пушкину при записке «на обертке» книги; см. письмо Булгарина к Пушкину от 25 апреля (Акад. изд. Переписки, т. I, стр. 208). В альманахе были помещены гравированные портреты кн. А. А. Шаховского, Е. С. Семеновой, В. А. Каратыгина, А. И. Истоминой и Е. А. Телешовой, при чем в объяснении к портрету Истоминой были приведены, — со ссылкой на «Литературные Листки» 1824 г., № IV, стр. 149. — известные стихи о ней Пушкина из 1-й главы «Онегина» («Русская Талия», стр. VIII).

— «Ворожея, или танцы духов» — комедия-водевиль известного драматурга кн. Александра Александровича Шаховского; 1-е и 3-е явления из нее были помещены в «Русской Талии»; Пушкину они показались «du bon comique» — т.-е. «в хорошем комическом роде». В той же книжке были помещены: «Керим-Гирей, или Бахчисарайский Фонтан. Романическая трилогия в 3 действиях, взятая из Поэмы А. С. Пушкина» (стр. 116—148), с сохранением многих стихов «слово в слово» из Поэмы, и «Из волшебной Трилогии: Финн, взятой из эпизода Поэмы А Пушкина: «Руслан и Людмила» (стр. 211—241) — обе также сочинения кн. А. А. Шаховского.

— Хмельницкий — Николай Иванович (род. 1789, ум. 1845), переводчик Мольера, автор большого количества заимствованных из Французского репертуара комедий и водевилей, пользовавшихся шумным и постоянным успехом благодаря остроумию завязки, живости действия и хорошим стихам (см. выше, стр. 49, в письмах № 42 и 56 и в объяснениях, стр. 270). В «Русской Талии» были помещены отрывки (действие III, явл. 1, 2, 3, 5 и 6) из его перевода комедии Мольера «Школа Женщин» (стр. 73—91), явл. 1 и 2, из комедии его «Нерешительный, или семь пятниц на неделе» (стр. 202—210) и отрывок в Из Водевиля-«Суженого конем не объедешь, или Нет худа без добра» (стр. 419—422). В «Онегине» Пушкин о Хмельницком, однако, не упомянул.

— В. — вероятно; Вяземский.

— Дельвиг приехал в Михайловское около 18—20 апреля, Боратынский же к Пушкину не приезжал, равно как и Кюхельбекер, которого Пушкин здесь вторично называет именем известного французского революционера (см. выше, в письме № 70, и в объяснениях, стр. 296.

— Выражение «Резвоскачущая кровь» — из недавно перед тем напечатанного в журнале «Московский Телеграф» (1825 г., № 2, стр. 118—119) послания Кюхельбекера к А. С. Грибоедову; это стихотворение, написанное в Тифлисе в 1821 году, Пушкин знал еще в 1822 г. — см. выше, в письме № 41, стр. 36 и 251):

Но  ты,  ты  возлетел  над  песнями  толпы!
Певец!  Тебе даны  рукой судьбы
Душа  живая,  пламень чувства,
Веселье светлое  и  тихая  любовь
Высокого  искусства
И  резвоскачущая  кровь!

Этим курьезным эпитетом Пушкин вскоре воспользовался, в виде глагола, в начале своего стихотворения-пародии: «Ода Его Сиятельству Графу Дмитрию Ивановичу Хвостову»:

Сутан ярится. Кровь Эллады
И резвоскачет, и кипит;
Открылись грекам древни клады,
Трепещет в Стиксе лютый Пит ...,

при чем сделал к выражению «резвоскачет» примечание: «Слово, употребленное весьма счастливо Вильгельмом Карловичем Кюхельбекером в стихотворном его письме к г. Грибоедову». — 5 апреля 1825 г. Кюхельбекер в свою очередь писал (кн. В. Ф. Одоевскому) о Пушкине: «Господина Онегина (иначе же нельзя его назвать) читал: есть места живые, блистательные: но неужели это поэзия? Разговор с книгопродавцем в моих глазах не в пример выше всего остального» («Русск. Стар.» 1904 г., № 2, стр. 380).

— Об аневризме Пушкина см. ниже, в письмах № 146, 147, 152 и друг.

— Ж. — Жуковский, вскоре принявший деятельное участие в вопросе о болезни Пушкина (см. в письмах № 146, 147 и др.). Его письмо, в котором, по словам Пушкина, выразилась его «небесная душа», до нас, к сожалению, не сохранилось.

— «Царское Село» — стихотворение Пушкина (1814 г.): «Воспоминания в Царском Селе» (см. в письме № 135); оно в издание «Стихотворений» Пушкина 1826 г. включено не было.

— О «ноте» о Державине см. выше, стр. 423.

— «Братья-Разбойники» были помещены в «Полярной Звезде на 1825 г.», а отдельным изданием появились лишь в 1827 году.

— Нап<олеон>— стихотворение 1821 г. «Наполеон»; оно было включено в издание 1826 г., но, действительно, с пропуском строф 4-й, 5-й, 6-й и 8-й и с заменою точками 3-го стиха в строфе 10-й.