Модзалевский. Примечания - Пушкин. Письма, 1826-1830. Часть 34.
|
348. Н. Н. Гончаровой (стр. 95). Впервые напечатано в «Русской Старине» 1884 г., т. XLIII, стр. 318; подлинник в рукоп. б. Румянцовского Музея № 2372, л. 60 об.
Перевод:м«Я хотел бы надеяться, что письмо это не найдет вас более в Заводе [но с наслаждением покоряюсь вашим приказаниям]. Итак, вот я в Москве, такой печальной, такой скучной, когда вас нет в ней. У меня не хватило духу проехать по Никитской, а еще менее — пойти узнать новости у Аграфены. Вы не можете себе представить то беспокойство, которое вызывает ваше отсутствие; я раскаиваюсь в том, что покинул Завод. Все опасения мои и проч. [становятся] снова возникают во мне, еще более живыми и прочными. [Как знать!]. Я хотел бы надеяться и пр. Отсчитываю четверти часа, которые отделяют меня от вас».
— Письмо в чистовом виде до нас не сохранилось; оно было написано по возвращении Пушкина в Москву из Полотняного Завода, имения дедушки невесты Пушкина, Афанасия Николаевича Гончарова, где поэт прогостиЪ несколько дней во второй половине мая 1830 г. (см. выше, записку № 339).
— На Большой Никитской улице (ныне улица Гесцена), по правой ее стороне, на углу Скарятинского переулка, был один из собственных домов Гончаровых, в котором жили родители Н. Н. Гончаровой со всею семьеЦ (летние месяцы года они проводили в Полотняном Заводе). Из окон этого дома видна была лавка гробовщика Адриана, помещавшаяся через Скарятинский переулок. Рассказы про этого гробовщика и подали повод к известной повести Пушкина («Русск. Арх.» 1878 г., кн. I, стр. 171 — 172, — «Московская Старина», А. А. Мартынова).
349. А. Н. Гончарову (стр. 95). Впервые напечатано в «Русском Архиве» 1881 г., кн. II, стр. 500 — 501; подлинник, был в Музее Калужской Ученой Архивной Комиссии.
— Пушкин ожидал ответа по поводу возбужденной А. Н. Гончаровым перед Министром Финансов гр. Е. Ф. Канкриным просьбы о ссуде из казны (см. выше, письмо N 341, и ниже, в письмах N 353, 357, 358, 361, 363Ъ 368).
— Пушкин выехал из Москвы в Петербург 14 — 15 июля.
— О памятнике Екатерины II и о разрешении продать его на расплавку см. выше, в письме Пушкина к Бенкендорфу за N 341 и ниже, в письмах N 354, 357, 358, 360, 361, 371, 372, 24 февр. 1831 и 8 июня 1832с Ответ Бенкендорфа был послан 26 июня (см. выше, в объяснениях к письму № 341, стр. 440).
—Ч«Отеческие милости», за которые благодарит Пушкин Гончарова, — дарственная запись на имение в Нижегородской губернии, выделенное Н. Н. Гончаровой (см. выше, в объяснениях к письму № 339, стр. 437).
350. М. П. Погодину (стр. 96). Впервые напечатано в альманахе ПогодинаА«Утро», М. 1868, стр. 436; подлинник (на клочке писчей бумаги) — в Погодинском архиве в б. Румянцовском Музее в Москве (Письма 1830 г., т. III, № 3517, л. 371).
— В Дневнике своем под 8-м числом июня Погодин записал:з«Собирал мозаически деньги Пушкину и набрал около 2000 р. — С торжеством послал». Этою записью и датируется записка Пушкина (ср. М. А. Цявловский, op. cit. — «Пушк. и его соврем.», вып. XXIII — XXIV, стр. 107, и примеч. 5). Ср. выше, письмо № 335.
351. М. П. Погодину (стр. 96). Впервые напечатано в альманахе Погодина «Утро», М. 1868, стр. 436; подлинник (на четвертушке почтовой бумаги с водяными знаками: А. Гонча... и бордюром) — в Погодинском архиве в б. Румянцовском Музее в Москве (Письма 1830 г., т. III, № 3517 л. 377).
— Четверг — первый после 8 июня, когда Пушкин получил часть собранных для него Погодиным денег, — приходился 12 июня, — чем и датируется эта записка, стоящая в тесной связи с предыдущею, за N 350.у
352. М. П. Погодину (стр. 96). Впервые напечатано в альманахе ПогодинаА«Утро», М. 1868, стр. 436; подлинник (на клочке желтоватой писчей бумаги) — в Погодинском архиве в б. Румянцовском Музее в Москве (Письма 1830 г., т. III, № 3517, л. 365).
— Погодин получил от Пушкина заемное письмо 4 июля, чтЦ́ и отметил в своем Дневнике под этим числом (М. А. Цявловский, op. cit. — «Пушк. и его соврем.», вып. XXIII — XXIV, стр. 108), почему записку можно датировать числами между получением первой части займа (см. письма 350 и 351) и вручением заемного письма.
— Письмо Чаадаева, Петра Яковлевича (см. выше, в т. I, в объяснениях, pass.) — его известное первое «Философическое письмо к Г-же ***, написанное на французском языке и обращенное к Е. Д. Пановой, рожд. Улыбышевой; оно было закончено в Москве 1 декабря 1829 г. и быстро распространилось в списках; напечатано же было, в переводе на русскиЃ язык, лишь в «Телескопе» 1836 г. (№ 15, стр. 275 — 310); за напечатание этого письма, признанного Николаем I «смесью дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного», автор был официально признан сумасшедшим, редактор-издатель «Телескопа» Н. И. Надеждин сослан в Усть-Сысольск под присмотр полиции, журнал его закрыт, а цензор А. В. Болдырев отрешен от должностей профессора и ректора Московского Университета и цензора. Пушкин, при появлении Письма Чаадаева, с положениями которого не соглашался, написал свои возражения в виде частного письма от 19 октября 1836 г., но не послал его Чаадаеву. Второе Письмо Чаадаева было написано также в 1829 г., как и Третье, которое Пушкин увез из Москвы весною 1831 года (см. письмо Пушкина к Чаадаеву от 6 июля 1831 г. и к Вяземскому от 3 августа 1831 г.). Подробности см. в Сочинениях и письмах П. Я. Чаадаева под ред. Мс О. Гершензона. т. I, М. 1913, стр. 367 —377 и т. II, стр. 3 — 19 и 106 — 126, и у Н. К. Козмина: «Н. И. Надеждин», С.-Пб. 1912, стр. 533 — 552; его же «Две статьи Надеждина, написанные по поводу Философического письма Чаадаева» — «Русск. Стар.» 1907 г., № 8; М. К. Лемке, «Николаевские жандармы и литература 1826 — 1855», С.-Пб. 1908, стр. 361 — 464; «Остафьевский Архив князей Вяземских», т. III, по указателю.
353. А. Н. Гончарову (стр. 96). Впервые напечатано вс«Русском Архиве» 1881 г., кн. II, стр. 501 — 502; подлинник (запечатан гербовой печатью с графскою короной) был в Музее Калужской Ученой Архивной Комиссии.
— Золотов — вероятно, поверенный А. Н. Гончарова.
— Канкрин — граф Егор Францович, Министр Финансов, перед которым Пушкин хлопотал о ссуде дляп«дедушки» Гончарова, но без успеха (см. выше, № 349 и ниже, № 357, 358, 360, 361, 371 и 372).
354. А. Х. Бенкендорфу (стр. 97). Впервые напечатано в книге: «Дела III Отделения об А. С. Пушкине», С.-Пб. 1906, стр. 307; подлинник — в Пушкинском Доме Академии Наук.
— Пушкин благодарит за письмо, в котором Бенкендорф сообщил ему о разрешении расплавить статую Екатерины II; см. выше, в объяснениях к письмам N 341 и 349 и ниже, в письмах N 357, 358, 360, 361, 371, 372У 24 февраля 1831 и 8 июня 1832.
— В Петербург Пушкин выехал 14 — 15 июля 1830 г. (см. следующее письмо).
355. М. Н. Загоскину (стр. 98). Впервые напечатано В. А. Кордтом, вЁ«Русской Старине» 1890 г., т. LXVII, стр. 292; с воспроизведением автографа переиздано в брошюре Е. Ф. Шмурло: «Маска и письмо А. С. Пушкина, хранящиеся в библиотеке императорского Юрьевского Университета», Юрьев. 1899 (оттиск из «Пушкинского Сборника имп. Юрьевского Университета», Юрьев. 1899), с 5 снимками; подлинник (на желтоватой почтовой бумаге без вод. зн.; запечатан гербовою печатью под графскою короной) — был в библиотеке Юрьевского Университета, в коллекции автографов, собранной Шардиусом.
— Щепин, Павел Мардарьевич, оперный бас, дебютировавший на сцене Московского Театра 23 января 1827; это был, по словам графа М. Д. Бутурлина, слышавшего его в середине 1830-х гг., «будто бы тенор», «решительно безголосый» («Русск. Арх.» 1897 г., кн. II, стр. 541), — по утверждению же С. П. Соловьева, — «очень полезный актер и впоследствии прекрасный оперный режиссер, отлично знавший свое дело» («Ежегодник имп. Театров» 1895 — 1896 гг., прил., кн. 1, стр. 123, 124, 128, 134); артистка А. И. Шуберт говорит про него, что он «играл любовников, пел в опере, потом был оперным режиссером; актер не симпатичный, но другого не было. Женат был на побочной дочери Мочалова — Авдотье Павловне Петровой» (А. И. Шуберт, «Моя жизнь», С.-Пб. 1913, стр. 70). Известный водевилист Д. Т. Ленский в своих стихах на деятелей Московского театра, относящихся к 1830-м годам, писал про Щепина:
... А это что бы за актёр,
Амурчик в радужном наряде,
На серенькой плетется сзади?
— Мардарьич Щепин Миловзор,
Хохлатый и серьёзный вздор...
м«Русск. Арх.» 1899 г., кн. III, стр. 175). Он умер вскоре после пожара Московского Большого Театра (случившегося 11 марта 1853 г.), после того как его уволили от службы за сокращением штата, по ненадобности («Русск. Арх.» 1873 г., кн. III, ст. 2067 и «Русск. Стар.» 1888, т. LVIII, стр. 253). Его младшего брата звали Артемий Мардарьевич; Пушкин ходатайствовал за него у Управляющего Конторою Дирекции Московского Театра М. Н. Загоскина (см. выше, письмо № 309), вероятно, по просьбе П. В. Нащокина, который был знаком с братьями Щепиными и покровительствовал им, что видно из следующего рассказа Н. И. Куликова: «Приехал в Москву знаменитый скрипач Гауман (по-московски Оман); услыхав игру на скрипке воспитанника Театрального Училища А. Щепина, он предложил ему ехать в Париж за свои средства, а там обещал ему бесплатное содержание и учение. Старший брат Щепина, оперный режиссер, и все артисты сразу собрали для молодого человека, и была подана просьба об отпуске в Дирекцию. Директор, известный М. Н. Загоскин, храбрый патриот и трусливейший администратор, на отрез отказал не только в отпуске, но даже в ходатайстве о том у Министра Двора.... Что тут делать? Старшие артисты послали Щепиных к Павлу Воиновичу [Нащокину]. Выслушав всё, Нащокин решил так:ћ«От моего имени просите у Мих. Ник. [Загоскина] отпуск в Петербург на казенный срок; в Петербурге найдете Николая Ивановича [Куликова] (я тоже служил там), расскажите ему всё подробно; скажите, что я прошу свезти вас к князю П. А. Вяземскому, и чтобы Николай Иванович, тоже в подробности объяснив князю ваше дело, попросил его от меня непременно у Министра выпросить ваш отпуск за границу...». Всё было устроено, как по писанному, — и Щепин возвратился в Москву превосходным музыкантом, заняв место первой скрипки в опере и в балете» («Русск. Стар.» 1881, т. XXXI, стр. 601). В Россию он возвратился в 1842 году и давал в Москве концерт, отчет о котором помещен в «Москвитянине» (1842 г., кн. IV, Московская Летопись, стр. 563 —564). Перед тем «Московские Ведомости», в № 21, от 14 марта 1842 г., сообщали любителям музыки «весьма приятную новость»: «На днях возвратился сюда (в Москву) из-за границы молодой наш скрипач, воспитанник школы императорского Московского Театра г. Артемий Щепин. Конечно», говорилось далее: «все еще живо помнят, как пять лет тому назад раздавались на нашей сцене обворожительные звуки из-под волшебного смычка знаменитого Теодора Гаумана. Талант Европейского артиста решил судьбу пылкого юноши: Щепин на следующее же утро является к Гауману и со слезами умоляет, чтоб он согласился взять его в свои ученики, предчувствуя, что от этого зависит вся его будущность, всё его счастие... Тронутый Гауман пристально смотрит мальчику в глаза, потом подает ему скрипку и велит сыграть что-нибудь. Щепин, дрожа всем телом, берет скрипку славного виртуоза, сперва играет робко, потом постепенно одушевляется, увлекается, — и вот, когда юноша кончил, Гауман говорит ему: «Вижу, что у вас есть прекрасные способности и берусь образовать их: вы должны ехать со мною заграницу». Вообразите себе восторг Артемия!... Чрез несколько же дней Гауман отправился прямо в Париж с новым своим воспитанником. Четыре года неутомимо трудился Щепин и наконец выступил перед судом Парижской публики — и был осыпан рукоплесканиями! Отсюда начался ряд блестящих его успехов. Парижские журналы один перед другим стали расточать похвалы его прекрасному дарованию». Далее в газете приводились выдержки из статей «Gazette Musicale» от 3 октября 1841 г., «Journal de Commerce», «La Sylphide», последняя сообщала, что в феврале 1842 г. Гауман со Щепиным отправились в Россию, при чем высказывала убеждение, что Щепин, без сомнения, будет «знаменитостию между художниками своего отечества»;
24 февраля Щепин играл в Петербурге, в Михайловском Театре, в бенефис Французской артистки Дегранж, и был вызван с громкими рукоплесканиями. Дальнейшая судьба этого артиста, в жизни которого сыграл такую роль Пушкин, нам неизвестна.
— 17 июля 1830 г. А. В. Веневитинов, сообщая кн. В. Ф. Одоевскому Московские новости, писал: «Хомякова я уже здесь не застал.... Александр Пушкин уже верно теперь в Петербурге» («Русск. Стар.» 1904 г., № 4, стр. 204).
— Семейство Загоскина состояло тогда из жены его, Анны Дмитриевны, рожд. Васильцовской (род. 1792, ум. 1853, — побочная дочь бригадира Д. А. Новосильцова), и двух сыновей: Дмитрия и Николая Михайловичей. Живое описание квартиры в доме Новосильцова на Старой Конюшенной, в приходе Власия, где жил Загоскин, дано в «Воспоминаниях» Т. П. Пассек (изд. 2, т. I, С.-Пб. 1905, стр. 309 — 310).
356. Н. Н. Гончаровой (стр. 98). Впервые напечатано И. С. Тургеневым, в переводе с французского,79 в «Вестнике Европы» 1878 г., № 1, стр. 11, в статье: «Новые письма А. С. Пушкина. Июль 1830 — май 1836 г.», которой предпослана следующая вступительная заметка «От издателя»: «Едва-ли кто-нибудь может сомневаться в чрезвычайном интересе этих новых писем Пушкина. Не говоря уже о том, что каждая строка величайшего русского поэта должна быть дорога всем его соотечественникам; не говоря и о том, что в этих письмах, как и в преждепоявившихся, так и бьет струею светлый и мужественный ум Пушкина, поражает прямизна и верность его взглядов, меткость и как бы невольная красивость выражения; — но вследствие исключительных условий, под влиянием которых эти письма были начертаны, они бросают яркий свет на самый характер Пушкина и дают ключ ко многим последовавшим событиям его жизни, даже и к тому, печальному и горестному, которым, как известно, она закончилась. — Писанные со всею откровенностью семейных отношений, без поправок, оговорок и утаек, они тем яснее передают нам нравственный облик поэта. — Несмотря на свое французское воспитание, Пушкин был не только самым талантливым, но и самым русским человеком своего времени; и уже с одной этой точки зрения его письма достойны внимания каждого образованного русского человека; для историка литературы они — сущий клад: нравы, самый быт известной эпохи отразились в них хотя быстрыми, но яркими чертами. — Позволю себе прибавить от своего имени, что я считаю избрание меня дочерью Пушкина графинею Н. А. Меренберг в издатели этих писем одним из почетнейших фактов моей литературной карьеры; я не могу довольно высоко оценить доверие, которое она оказала мне, возложив на меня ответственность за необходимые сокращения и исключения. — Быть может, я до некоторой степени заслужил это доверие моим глубоким благоговением перед памятью ее родителя, учеником которого я питал себя «с младых ногтей» и считаю до сих пор... «Vestigia semper adora...» («Вестн. Евр.» 1878 г., № 1, стр. 7 — 8). Все письма (числом 75) И. С. Тургенев опубликовал тогда в № 1 и 3 «Вестника Европы», сделав в них лишь незначительные пропуски отдельных слов и имен, которые в нашем издании (как и в Академическом) восстановлены по печатному экземпляру писем с дополнениями П. В. Анненкова и П. И. Бартенева; подлинники части писем (писем к невесте), принадлежавших в 1877 г. дочери поэта — гр. Н. А. Меренберг (род. 1836 г., ум. 1913), — теперь неизвестно где находятся. Н. Н. Пушкина передала их своей младшей дочери, по словам П. И. Бартенева, «на случай, когда ее дела потребуют особых трат. Этим самым она и уполномочила Наталью Александровну выручить за них денежную плату, и через посредство И. С. Тургенева она получила от «Вестника Европы» тысячу рублей» («Русск. Арх.» 1912 г., № 1, обложка). Но еще в 1873 г. письмами этими интересовался Погодин, который, через князя
Вяземского, хотел получить от графини Меренберг разрешение хотя бы списать их («Стар. и Новизна», кн. IV, стр. 100 — 101), а еще раньше, в 1866 г., в переписку с Н. А. Пушкиной (тогда, по мужу, Дубельт) вступал Я. А. Исаков, желавший приобрести их для издания (см. настоящее издание Писем Пушкина, т. I, стр. XIV — XV). Переписку И. С. Тургенева (1876 — 1878) с издателем «Вестника Европы» М. М. Стасюлевичем по поводу писем Пушкина и письма графини Н. А. Меренберг к Стасюлевичу см. в издании «М. М. Стасюлевич и его современники в их переписке», т. III, С.-Пб. 1912, стр. 78 — 156 и 654; П. В. Анненков, в одном из напечатанных там же писем к М. М. Стасюлевичу, писал по поводу писем поэта к жене: «Письма Пушкина чаруют меня по прежнему, не смотря на выпуски и на пустяки, которыми занимаются; семейная мина Пушкина так же хороша, как поэтическая и жизненная вообще его мина: я имею слабость любоваться ею и конечно хотел бы, чтобы при сем удобном случае кто-нибудь из знающих поговорил о ней серьезно и умно. Но чего не случилось, того нечего и затрагивать» (стр. 352 — 353). Сыновья Пушкина, однако, были очень недовольны опубликованием писем их отца — и в марте 1878 г. кто-то письменно предупреждал И. С. Тургенева о том, что они нарочно едут в Париж, чтобы «поколотить» его за это (там-же, стр. 149; ср. «Русск. Стар.» 1885 г., т. XLVIII, стр. 626). Письма Пушкина к жене хранятся в Библиотеке имени В. И. Ленина (б. Румянцовский Музей) в Москве. Начало чернового письма № 356, по-французски, напечатано впервые в «Русск. Стар.» 1884 г., т. XLIV, стр. 353; подлинник его — в рукописи б. Румянцовского Музея в Москве, № 2382, л. 32 об.
— По окончании Турецкой войны, в которой Лев Сергеевич Пушкин принимал деятельное участие (см. Л. Майков, «Пушкин», стр. 38), он взял продолжительный отпуск и провел в нем более года, проживая в Москве и Петербурге, где находился уже 3 мая 1830 г. («Русск. Стар.» 1903 г., № 8, стр. 454 — 455). Кн. П. А. Вяземский в Дневнике своем за 1830 год отметил под 29 июня и 6 июля встречи с Л. С. Пушкиным в Петербурге, — оба раза в обществе барона А. А. Дельвига (Соч., т. IX, стр. 125 и 127). Поэт И. И. Козлов под 18 июля 1830 г. в Дневнике своем записал: «Лев Пушкин отправляется в Грузию через Москву. Его мне будет очень недоставать» («Стар. и Новизна», кн. XI, стр. 49). Кроме письма своего брата к его невесте, он повез с собою еще письмо бар. Дельвига к Ф. Н. Глинке в Тверь, от 18 июля 1830 г. (Соч. бар. А. А. Дельвига, С.-Пб. 1893, стр. 170).
— В Петербург А. Пушкин поехал, по донесению Московской полиции, 16 июля 1830 г. («Русск. Арх.» 1876 г., кн. II, стр. 236), — как пишет Анненков, — «для устройства своих дел и личного переговора с Сергеем Львовичем касательно основания будущего своего дома и состояния», — но «друзья его едва успели встретить и поздравить с новым переворотом в жизни, как Пушкин покинул Петербург» (Материалы, изд. 1855 г., стр. 279). Н. О. Пушкина из Петербурга писала своей дочери, О. С. Павлищевой, утром 19 июля 1830 г., в Михайловское: «Alexandre n’est pas encore ici; elle [M-me Malinovsky] dit qu’il est très affairé, qu’il faut l’attendre à chaque instant, — il devait partir après que Mad. Gontcharoff iroit à Rostoff. Léon part demain matin, nous allons le conduire jusqu’à Царское Село»; узнав от приехавшего затем сына о его помолвке, родители поэта 20 июля написали письмо А. Н. Гончарову, «поручая себя в благосклонное внимание его» («Русск. Архив» 1881 г., кн. II, стр. 502); 22 июля, сообщая дочери о приезде Пушкина, Н. О. прибавляла: «Il est enchanté de sa Natalie, — il en parle comme d’une divinité.80 Il compte venir à Pétersbourg
avec elle au mois d’Octobre.... Imagine-toi, qu’il a fait cet été une course sentimentale à Захарово tout seul, — rien que pour voir le lieu où il a passé quelques années de son enfance. Il m’a parlé de la campagne du vieux Gontcharoff qui est magnifique; il a donné à Natalie 300 paysans à Nijni et la mère lui donne 200 à Ерапольцы» (Из неизд. материалов Пушкинского Дома; ср. «Воспоминания Л. Н. Павлищева», М. 1890, стр. 216 — 217), а баронесса С. М. Дельвиг писала А. П. Керн 21 июля: «Léon est parti hier, Александр Сергеевич est arrivé avant hier. Il est, dit-on, plus amoureux que jamais. Cependant il ne parle presque d’elle. Il cité hier une phrase (de M-me de Willois je crois) qui disait à son fils: «Ne parlez de Vous qu’au Roi et de Votre femme à personne, car on risque toujours d’en parler à quelqu’un qui la connait mieux que Vous... La noce se fera en Septembre». Действительно, в этот приезд Пушкин казался совершенно другим человеком: он был серьезен, важен, как следовало человеку с душою, принимавшему на себя обязанность осчастливить другое существо» («Пушк. и его соврем.», вып. V, стр. 150).
— Картины князя Г. — те живые картины у Московского Военного генерал-губернатора князя Дмитрия Владимировича Голицына, в которых участвовала Н. Н. Гончарова и в которых ею любовался Пушкин (см. выше, стрУ 338, 374).
— Нат. Кир. — Загряжская, рожд. графиня Разумовская (род. 5 сентября 1747, ум. 19 марта 1837), дочь генерал-фельдмаршала, гетмана Малороссии и Президента Академии Наук гр. Кирилла Григорьевича Разумовского (род. 1728, ум. 1803), фрейлина императриц Елизаветы Петровны и Екатерины II, в 1772 г. вышедшая замуж за Николая Александровича Загряжского, впоследствии обер-шенка, и в 1821 году овдовевшая, после почти двадцати лет жизни вдали от мужа, от которого не имела детей; кавалерственная дама еще со времен Павла, она пользовалась большим весом и значением в придворных и светских кругах Петербурга благодаря своему уму, сильному характеру и живости своего нрава, отзывчивого на все явления жизни. Пушкин во втором письме к невесте из Петербурга (см. № 357) описал свое представление Н. К. Загряжской по поводу сватовства на ее внучатной племяннице,81 а кн. П. А. Вяземский, познакомившийся с нею около того же времени, в своейА«Старой записной книжке» набросал портрет Загряжской, которая «по всем принятым условиям общежитейским и по собственным свойствам своим, долго занимала в Петербургском обществе одно из почетнейших мест. В ней было много своеобразия, обыкновенной принадлежности людей (а в особенности женщин) старого чекана.... Во многих отношениях Н. К. Загряжская не чужда была современности, но в других сохранила отпечаток своей старины.... В новом обществе, в доме родственников своих, князя и княгини Кочубеевых, у которых жила, Загряжская была какою-то историческою представительницею времен и царствий давно прошедших. Она была как эти старые семейные портреты, писанные кистью великого художника, которые украшают стены салонов новейшего поколения. Наряды, многие принадлежности этих изображений давным давно отжили, но черты лица, но сочувственное выражение физиономии, обаяние творчества, которое создало и передало потомству это изображение, все вместе пробуждают внимание и очаровывают вас. Вы с утонченным и почтительным чувством удовольствия вглядываетесь в эти портреты; вы засматриваетесь на них; вы, так сказать, их заслушиваетесь. Так и Пушкин заслушивался рассказов Натальи Кирилловны: он ловил при ней отголоски поколений и общества, которые уже сошли с лица земли; он в беседе с нею находил необыкновенную прелесть историческую и поэтическую, потому что и в истории много истинной и возвышенной поэзии, и в поэзии есть своя доля истории. Некоторые драгоценные частички этих бесед им сохранены; но самое сокровище осталось почти непочатым» (Соч., т. VIII, стр. 184 — 5). Частый посетитель гостиной Загряжской, В. И. Сафонович, рассказывает о ней: «Ей было уже более 80 лет, но она сохранила и умственные способности, и всю теплоту сердца, за что ее все любили. Каждый вечер собиралось к ней множество посетителей для составления ей партии в бостон или просто посидеть и встретиться со знакомыми, но главнейше — повидаться с князем Кочубеем, занимавшим первый пост в Империи — Председателя Государственного Совета, человеком с большим влиянием и поэтому нужным. Эти люди являлись не на долго и оставались до того времени, как Загряжская усаживалась за карточный стол, потом мало-по-малу разлетались в разные стороны. В числе гостей бывали у нее все важные и известные люди того времени.... На вечера являлся по временам поэт Пушкин; но он не производил особенного эффекта, говорил немного, больше о вещах самых обыкновенных.... Загряжская любила рассказывать про старину и часто повторяла одно и то же. Пушкин записал некоторые из ее анекдотов и языком, каким она рассказывала.... Проведя всю жизнь при Дворе, она была очевидицею многих интересных происшествий царствования Екатерины, Павла и Александра. Однажды я решился изъявить ей сожаление, почему она не вела никаких записокМ они составили бы редкую книгу для будущих поколений. «Эх, мой друг», отвечала она: «я никогда не умела писать, где мне было вести записки; потом память потеряла». Действительно, жаль, что она не оставила после себя никаких воспоминаний о временах, в которые она сама бывала действующим лицом. Много любопытных подробностей напрасно исчезли из страниц истории» («Русск. Арх.» 1903 г., кн. I, стр. 492 — 496). Сохранились благодаря Пушкину лишь частички бесед его с Н. К. Загряжскою в виде записей (1835 г.) некоторых ее рассказов о Потемкине, Петре III, Орлове. Записи эти Пушкин начал делать по совету Жуковского («Библиогр. Зап.» 1858 г., № 18; «Русск. Арх.» 1898 г., кн. I, стр. 105). — Живой портрет самой Загряжской нарисован в специально ей посвященном очерке Л. Н. Майкова (см. его сборник «Пушкин», С.-Пб. 1899, стр. 397 — 413); см. еще: рассказ княжны В. Н. Репниной — «Русск. Арх.» 1888 г., кн. I, стр. 130, издание вел. кн. Николая Михайловича: «Русские Портреты», т. I, № 58 и т. V, № 123, и «Дневник Пушкина», под ред. Б. Л. Модзалевского, Пгр. 1923, стр. 58 — 59; тоже, Московское издание 1923 г., стр. 180 — 186.
— Кат. Ив. —Екатерина Ивановна Загряжская (род. 14 марта 1779, ум. 18 августа 1842), влиятельная фрейлина имп. Елизаветы Алексеевны, а затем Александры Федоровны, сестра (по отцу) Н. И. Гончаровой и родная тетка невесты Пушкина. После женитьбы Пушкина и переселения его с женою, осенью 1831 г., в Петербург, Е. И. Загряжская стала очень близко к супругам. По словам П. Е. Щеголева, «она была моральным авторитетом для племянницы, ее руководительницей и советчицей в свете и, наконец, материальной опорой. Гордясь своей племянницей, она облегчала тяжелое бремя Пушкина, оплачивая туалеты племянницы и помогая ей материально» («Дуэль и смерть Пушкина» — «Пушк. и его соврем.», вып. XXV — XXVII, стр. 030). Когда с Пушкиным поселились сестры Наталии Николаевны, то, говорит П. Е. Щеголев: «тетушка заменила племянницам мать, устраивала их положение при Дворе и в свете, оказывала им материальную поддержку, была для них моральным авторитетом, руководительницей и советчицей — и пользовалась огромным влиянием. Особенно она любила Наталью Николаевну, баловала ее, платила за ее наряды. Как-то, взгрустнув о своем материальном положении, Пушкин писал (21 сентября 1835 г.) жене: «У меня ни гроша верного дохода, а верного расхода 30000. Всё держится на мне да на тетке. Но ни я, ни тетка не вечны». Наталья Николаевна платила тетке такою любовью и преданностью, что мать ее, Наталья Ивановна Гончарова, ревновала свою дочь к своей сестре. Если судить по письмам Пушкина к жене, он хорошо относился к Екатерине Ивановне за ее любовь к своей жене. Он доверялся Загряжской и оставлял жену на тётку, когда уезжал из Петербурга. В письмах он не забывает переслать ей почтительный поклон, поцеловать с Ермоловской нежностью ручку и ппблагодарить ее за заботы о жене. Вот несколько отрывков из писем Пушкина к жене, рисующих отношения Пушкиных к Екатерине Ивановне Загряжской: «К тебе пришлют для подписания доверенность. Катерина Ивановна научит тебя, как со всем этим поступить» (3 октября 1832 г.). — «Благодари мою бесценную Катерину Ивановну, которая не дает тебе воли в ложе. Целую ей ручки и прошу, ради бога, не оставлять тебя на произвол твоих обожателей» (21 октября 1833 г.). «А Катерина Ивановна? как это она тебя пустила на божью волю» (30 октября 1833 г.). Когда уезжала Наталья Николаевна в Калужскою деревню, тетка тревожилась и постоянно справлялась о ней у Пушкйна. «Тетка тебя очень целует и по тебе хандрит» (22 апреля 1834 г.). «Целые девять дней от тебя не было известия. Тетка перепугалась» (28 апреля 1834 г.). «Зачем ты тетке не пишешь? Какая ты безалаберная!» (11 июня 1834 г.). «Тетка заезжала вчера ко мне и беседовала со мною в карете: я ей жаловался на свое житьё-бытьё; а она меня утешала» (11 июля 1834 г.). Любовь Загряжской к Наталье Николаевне была хорошо известна в свете и при Дворе. Когда Пушкин представлялся императрице Александре Федоровне, императрица спросила у него о здоровье уехавшей жены и добавила: «Sa tante est bien impatiente de la voir à bonne santé, la fille de son coeur, sa fille d’adoption»... («Дневник» Пушкина»). О близком участии Загряжской в семейных делах Пушкиных дает определенное свидетельство сестра Пушкина Ольга Сергеевна: «Загряжская бывала всякий день в доме Пушкиных, делала из Натальи Николаевны всё, что хотела, имела большое влияние на Пушкина» («Пушк. и его соврем.», вып. XII, стр. 108). Вообще «она была самым близким лицом в доме Пушкиных и в развитии дуэльного недоразумения в ноябре 1836 года играла видную роль» («Пушк. и его соврем.», вып. XXV — XXVII, стр. 054 — 055), как и в истории последней дуэли Пушкина (см. там же, по указателю). Она была крестною матерью всех четырех детей Пушкина.
— Графиня Полье — Варвара Петровна (род. 1 февраля 1796 г.); дочь кн. Петра Федоровича Шаховского (ум. 1841), она была замужем за генерал-адъютантом графом Павлом Андреевичем Шуваловым, в декабре 1823 г. овдовела и через три года, в конце 1826 г., вышла по страстной любви за Адольфа Антоновича (Pierre-Amédée-Charles-Guillaume-Adolphe) Полье, (род. 1795), родом швейцарского француза, после Отечественной войны переселившегося в Россию, получившего от Французского короля Карла Х графский титул, в 1828 г. пожалованного в камергеры, а в 1829 г. — в церемониймейстеры и умершего 10 марта 1830 года (см. о нем «Русск. Биограф. Словарь»). Овдовев вторично, гр. Полье поселилась в своем роскошном доме в Парголове, под Петербургом, где похоронила своего мужа, и вела здесь странный, эксцентрический образ жизни; в следующем письме к невесте Пушкин говорит, напр., про нее, что она «почти сумасшедшая: она спит до 6-ти часов вечера и никого не принимает» (см. ниже, в письме № 358). В июне 1833 г. она с двумя сыновьями, графами Андреем и Петром Шуваловыми и Юлией Карловной Кюхельбекер (сестрою декабриста и приятеля Пушкина) отправилась за границу. 17 марта 1834 г. Пушкин отметил в Дневнике своем слух о выходе ее «за какого-то принца, вдовца и богача» в Италии, а в письме от конца сентября 1835 г. спрашивал жену, «верить ли, чтоб Гр. Полье вышла наконец за своего принца?» Это была новая, третья любовь графини — Неаполитанский посланник в Петербурге (1835 — 1841), натурализовавшийся в Италии англичанин — principe di Butera Don Giorgio Wilding, — с которым она, действительно, и обвенчалась в 1836 г. и которого ей также суждено было надолго пережить: он умер в июне 1841 года, а княгиня — 24 декабря 1870 г. В августе 1831 г. в Парголово ездил А. М. Грибовский: «Поехали поздно», записывает он в Дневнике: «приехали туда ночью и ничего не видали, кроме освещенного дома помещицы, вдовушки после двух мужей: графа Шувалова и учителя графа
Полье, француза, после которого она сама не хотела жить и целый год ходила на могилу его оплакивать, но сыскался живой утешитель, который вывел из памяти мертвого» («Русск. Арх.»1899 г., кн. I, стр. 130). Любопытные подробности о вдове Полье и о том, как вела она себя по смерти своего обожаемого Адольфа, см. в «Воспоминаниях»М. Ф. Каменской, рожд. гр. Толстой, в «Ист. Вестн.»1894 г., № 5, стр. 352 — 354. — Княгиня В. П. де Бутера, по словам Д. Н. Свербеева («Записки» т. II, стр. 300, 305 — 306), пользовалась уважением и любовью за свою доброту, широкое гостеприимство, радушие и благотворительное сердце, которое не умело отказывать в помощи тем, кто к ней обращался (см. «Русск. Стар.»1901 г., т. CV, март, стр. 556 — 557). Она с мужем были свидетелями на бракосочетании барона Дантеса-Геккерена с Е. Н. Гончаровой 10 января 1837 г. (см. П. Е. Щеголев, «Дуэль и смерть Пушкина»— «Пушк. и его соврем.» вып. XXV — XXVII, стр. 209 — 210). О ней см. в изд. вел. кн. Николая Михайловича «Русские Портреты» т. IV, С.-Пб. 1908, № 90; «Дневник Пушкина» под ред. Б. Л. Модзалевского, Пгр. 1923, стр. 111 — 112, и Московское издание Дневника, 1923 г., стр. 327 — 328.
—Ч«М-me и m-lle Малиновские» — Анна Петровна, рожд. Исленева (род. 1770, ум. 16 июня 1847), родственница и воспитанница княгини Е. Р. Дашковой, в 1829 году способствовавшая браку Пушкина с Гончаровой и бывшая у последней посаженою матерью («Русск. Арх.» 1881 г., кн. II, стр. 497 — 498 и 1902 г., кн. I, стр. 53), и Екатерина Алексеевна (род. 19 февраля 1811, ум. 14 августа 1872), — жена и единственная дочь сенатора и многолетнего Директора Московского Архива Министерства Иностранных Дел, археолога Алексея Федоровича Малиновского (род. 1762, ум. 1840), приятеля Аракчеева; последний выражал намерение завещать Екатерине Алексеевне свое знаменитое Грузино («Русск. Арх.» 1872 г., ст. 2042), но намерения этого не осуществил. Е. А. Малиновская 18 января 1833 г. вышла замуж за лейб-гусара (1834 — 1839) князя Ростислава Алексеевича Долгорукова (род. 1805, ум. 1849). По словам хорошо ее знавшего П. И. Бартенева, называющего княгиню женщиною «наружности крайне невзрачной», но «необыкновенного ума и многосторонней образованности» («Русск. Арх.» 1908 г., кн. III, стр. 295), «отличного образования и душезнания» («Русск. Арх.» 1911 г., кн. III, стр. 159), кн. Е. А. Долгорукова «получила отличное книжное образование, и еще в 1818 г. отец напечатал и издал в Москве переведенную ею на немецкий язык статью свою о памятнике Минину и Пожарскому. Впоследствии она подружилась с Лермонтовым, товарищем ее мужа, князя Ростислава Алексеевича, по службе их в Царскосельском лейб-гусарском полку, и с Пушкиным, супруга которого была Московскою подругою ее молодости. Лермонтов рассказывал перед ней тайны души своей, а от умирающего Пушкина не отходила она по целым часам и, стоя на коленях у его ложа, слышала его последние заветы жене и друзьям... Под очарованием ее беседы пропадало впечатление внешней невзрачности, и с нею можно было проводить целый ряд часов достопамятных. Живучи в Швейцарии, она перевела по-французски повесть Кохановской «Кирилл Петров и Настасья Дмитрова» и напечатала в каком-то журнале» («Русск. Арх.» 1912 г., кн. III, стр. 87; ср. еще «Русск. Арх.» 1908 г., кн. III, стр. 295). О ней см. в «Словаре писательниц» князя Н. Н. Голицына, С.-Пб. 1889, стр. 299. Она, вместе с княгиней В. Ф. Вяземской, ухаживала за Пушкиным в часы его предсмертных страданий («Русск. Арх.» 1908 г., кн. III, стр. 295). Ее рассказы о Пушкине см. в книге «Рассказы о Пушкине, записанные П. И. Бартеневым», М. 1925, стр. 62 — 64 и 136 — 137. О Малиновских, с которыми были в дружбе и родители поэта, последний упоминает еще в Московском письме своем к жене от 25 сентября 1832 г., а о княгине Е. А. Долгоруковой — в письме к ней же от 3 июня 1834 г.
— Наталья Ивановна — Гончарова, будущая теща Пушкина.
— У Н. Н. Гончаровой было две сестры, — обе старше ее и обе нежно ею любимые: Екатерина Николаевна (род. 1809), с 6 декабря 1834 г. фрейлина, 10 января 1837 г. вышедшая замуж за убийцу Пушкина — барона Егора Осиповича (Жоржа) Дантеса-Геккерена (род. 1811, ум. 1895),
Александра Николаевна (род. 27 июля 1811 г.), также фрейлина (с января 1839 г.), впоследствии, в 1852 г., вышедшая за барона Фризенгофа, Венгерского землевладельца и чиновника Австрийского посольства, первым браком женатого на Наталье Ивановне Соколовой, незаконной дочери И. А. Загряжского, отца тёщи Пушкина (см. «Русск. Арх.» 1908 г., кн. III, стр. 296; ср. выше, стр. 448, прим.); предание, идущее от нескольких лиц, свидетельствует, что Пушкин, в последние годы жизни (обе сестры Гончаровы с осени 1834 г. жили с Пушкиными вместе), был в очень близких отношениях с этою своею свояченицею (см. у П. Е. Щеголева, I. с., стр. 325 — 331). О Е. Н. и А. Н. Гончаровых и их портреты см. в книге Щеголева, стр. 049 — 052 и др.; ср. выше, стр. 338.
Черновое (перевод): «Имею честь вам представить моего брата, который нашел что вы [чересчур красивая женщина] для меня...
Сноски
79 Невесте Пушкин писал по-французски (за исключением одного письма), жене же стал писать только по-русски.
80 С этим указанием любопытно сопоставитьд«анекдот» о Пушкине, сообщаемый А. Я. Булгаковым в письме от 2 июля 1830 г. из Москвы: «Quelqu’un après une longue absence le [Pouchkine] revoyant, lui demande: comment, mon cher, on me dit que vous allez vous marier? — Certainement, dit l’autre, et ne croyez pas que ce sera la dernière sottise que je ferai dans ma vie». Каков молодец! Приятно должно это быть для невесты. Охота идти за него! («Русск. Арх.» 1901, кн. III, стр. 482).
81 Брат мужа Н. К. Загряжской — Иван Александрович Загряжский (ум. 1807), кроме двух законных дочерей — графини Софии Ивановны Местр и упомянутой в этом же письме фрейлины Екатерины Ивановны, — имел побочных дочерей или «воспитанниц», — в том числе — Наталию Ивановну, мать Н. Н. Гончаровой, — будущую тещу Пушкина (см. выше, стр. 409).