Муханов. Из "Дневника"

Н. А. МУХАНОВ

ИЗ «ДНЕВНИКА»

24 <июня 1832>. <...> В 5 часов поехал обедать к В.Пушкину с двумя графинями прелестными. Aurore, Пушкин Александр, Вяземский, А.Толстой. <...>

29. К Вяземскому поздравить с именинами. Нашел у него Aurore¹ Полуектову и Александра Пушкина. Она осталась чужда разговору, который продолжался между мною и Пушкиным о новейшей литературе французской и нововышедших в свет книгах. Он находит, что лучшая из нихЄ«Table de nuit», Musset². Я спросил мнения его о Дюмоне, которого еще не читал, но известного мне по критике€«Débats» и по мнению некоторых моих знакомых; Уварова, Толстого, Панина, всех очень его хвалящих. Пушкин очень хвалит Дюмона, а Вяземский позорит, из чего вышел самый жаркий спор, в коем я хотя не читал Дюмона, но совершенно мнения Пушкина по его доводам и справедливости заключений. Оба они выходили из себя, горячились и кричали. Вяземский говорил, что Дюмон старается похитить всю славу Мирабо. Пушкин утверждал, напротив, что он известен своим самоотвержением, коему дал пример переводом Бентама, что он выказывает Мирабо во внутренней его жизни, и потому весьма интересен, что Jules Janin врет, что французы презрительны, что таланта истинного в них нет, что лучшие их таланты не французы, что Мирабо не француз, что «Journal des Débats» нельзя принимать за мнение всей Франции и что ее мнение даже неважно и проч.³ Спор усиливался. Полуектова неприметно скрылась в пылу оного; и наконец пришел человек объявить, что приехал Д‹ Н. Блудов. Был принят, говорил плодовито, скоро и объяснял; все предметы ему весьма знакомы. Разговор сперва имел предметом смерть Чертковой, потом коснулся пожара. Сгорело 280 домов, из коих застрахованных было только на 330 тысяч, и мосты около сего квартала были сломаны в переделке; потому полиция не могла оказать столь скорую помощь, каковую следовало. Какие он думает по сему предмету сделать постановления? Самые пустые. Колодцы и запрещение держать у себя на дому горючие вещества иначе как в самом малом количестве. Повод к злоупотреблениям. Об Англии, о некоторых лицах ему известных во время его там 10 лет <назад> пребывания. Сказал Пушкину, что он о нем говорил государю и просил ему жалованья, которое давно назначено, а никто выдавать не хочет. Государь приказал переговорить с Нессельродом. Странный ответ: «Я желал бы, чтобы жалованье выдавалось от Бенкендорфа». — «Почему же не от вас? Не все ли равно, из одного ящика или из другого?» — «Для того, чтобы избежать дурного примера». — «Помилуйте, — возразил Блудов, — ежели бы таковой пример породил нам хоть нового «Бахчисарайского фонтана», то уж было бы счастливо». Мы очень сему смеялись. Пушкин будет издавать газету (Блудов выпросил у государя на сие позволение) под заглавием «Вестник», газета политическая и литературная; будет давать самые скорые сведения пол<итические> из министерства внутренних дел. Пушкин, говоривший до сего разговора весьма свободно и непринужденно, после оного тотчас смешался и убежал. <...>

4 <июля>. <...> Поехал к Пушкину. Видел у него Плетнева и статую имп. Екатерины, весьма замечательную. Говорили о его газете, мысли его самые здравые: anti-либеральные, anti-Полевые, ненавидит дух журналов наших. Обещался быть ко мне на другой день. Он очень созрел. <...>

5. <...> Пришел Александр Пушкин. Говорили долго о газете его. Он издавать ее намерен с сентября или октября; но вряд ли поспеет. Нет еще сотрудника. О Погодине. Он его желает; хочет мне дать к нему поручение. О Вяземском. Он сказал, что он человек ожесточенный, aigri, который не любит России, потому что она ему не по вкусу. О презрении его к русским журналам, о Андросове и статье Погодина о нем. Толстой говорил, что Андросов презирает Россию, унижает, о несчастном уничижении, с которым писатели наши говорят об отечестве, что в них не оппозиция правительству, а отечеству. Пушкин очень сие апробовал и говорит, что надо об этом сделать статью журнальную⁴. Пушкин и Толстой очень сошлись мнениями. Пушкин говорил долго. Квасной патриотизм⁵ и совершенно согласно мыслями с Толстым, все в его духе. Цель его журнала, как он ее понимает — хочет доказать правительству, что оно может иметь дело с людьми хорошими, а не с литературными шельмами, как доселе сие было. Водворить хочет новую систему. Наконец расстались очень довольные друг другом. Я много ожидаю добра от сего журнала⁶.

7. <...> Оживленный спор с Уваровым по поводу журнала Пушкина. Он уязвлен, что разрешение было дано ему министерством внутренних дел, а не его министерством. Он утверждает, что Пушкин не сможет издавать хорошего журнала, не имея ни характера, ни постоянства, ни практических приготовлений, каких требует журнал. Он по-своему прав⁷.

Примечания

Николай Алексеевич Муханов (1802—1871) — знакомый Пушкина, брат Владимира и Александра Мухановьк (с последним Пушкин полемизировал в статьеЄ«О г-же де Сталь и г-не А.М-ве», 1825). В 1820—1830-е годы — адъютант петербургского генерал-губернатора, впоследствии — крупный чиновник министерств народного просвещения и иностранных дел, член Государственного совета. Все семейство имело тесные литературные связи в Москве, общаясь с Полевым, Баратынским, Вяземским, Хомяковым и др. и преимущественно тяготея к кружку любомудров, а затем — славянофилов. С Пушкиным Н. Муханов сближается в Петербурге в 1827—1828-х годах; он входит в дружеский кружок Мицкевича, Вяземского и др. В 1836 году Пушкин читал ему до печати «Памятник» (см.: М. П. Алексеев. Стихотворение Пушкина «Я памятник себе воздвиг...». Л., 1967, с. 112—115).
Дневник Муханова 1832 года отражает преимущественное направление его интересов: с позиций формирующегося славянофильства он рассматривает проблему «Россия и Запад», вопросы социологии и статистики. В разговорах Пушкина он ищет черты близости к собственной позиции — и не без некоторых оснований. В 1831—1832-х годах Пушкина особенно занимают поиски специфически национальных путей развития России; в эти годы под влиянием польских событий и Июльской революции во Франции он с полемической резкостью оценивает выступления либеральной партии во Франции (ср. «Клеветникам России», 1831), — отсюда характерное «французоедство», острые споры с Вяземским и Тургеневым по поводу Франции и Польши и т. д. (см. с. 191 наст. изд.; Новонайденный автограф, с. 79 и след.) Значительную ценность представляют в дневнике сведения о замышляемой газете Пушкина «Дневник» и начала конфликта Пушкина с Уваровым. Впервые опубликован — РА, 1897, кн. 4; уточнения по автографу — Новонайденный автограф, с. 80, 97—98.
¹ А. Шернваль.
² «Table de nuit» («Ночной столик», 1832) — сборник повестей Поля де Мюссе (брата А. де Мюссе). Пушкин собирался писать об этой книге в 1832 г. (XII, 204).
³ Книга Пьера-Этьена-Луи Дюмона±«Воспоминания о Мирабо» вышла в январе 1832 г. Дюмон, женевец, долгое время проживший в Англии и России, был секретарем Мирабо. 22 января 1832 г. в «Journal des Debats» вышла рецензия Ж. Жанена с резко отрицательной оценкой книги и обвинением Дюмона в подмене идей Мирабо собственными рассуждениями; в статье Жанена звучали и нотки национального высокомерия. Высказывания Пушкина носят полемически запальчивый характер. О своем споре с Пушкиным Вяземский вспоминал в письме к жене (Звенья, т. IX, 1951, с. 405).
⁴ Статья В. П. Андросова — «Статистическая записка о Москве» (М., 1832), вызвавшая острую полемику; в защиту ее выступил М. П. Погодин (Тел., 1832 № 7); резко отрицательно высказался А. П. Толстой, обвинявший Андросова в пристрастии «ко всему не русскому». См. Барсуков, т. IV. С. 65—71.
⁵ Запись «квасной патриотизм» отмечает тему разговора. Выражение это, впервые употребленное Вяземским (МТ, 1827, № 11, с. 232), обычно приписывалось Полевому и употреблялось как обозначение его представлений о ложном патриотизме.
⁶ Речь идет о газете «Дневник. Политическая и литературная газета», пробный номер которой был составлен в начале сентября; затем издание остановилось и Продолжено не было. Об истории его см.: Письма, III, с. 489—500.
⁷ Подлинник записи от 7 июля — по-французски.